– Вот видите, месье Монрей, – улыбнулся Марени профессору, когда он, Женька и адвокат спустились в гостиную. – Недаром я столько раз досаждал вам своим посещением! Мое чутье меня не подвело, и мадемуазель Шмелева все-таки связана с вашим семейством! Вас видели в репортаже с выставки, мадемуазель, и теперь вам придется проехать с нами, чтобы объяснить причину своего исчезновения.
– Я должна ехать сейчас? – спросила девушка, настороженно посматривая на полицейского по фамилии Годье.
– Да. У ворот ждет машина.
– … Надеюсь, что у меня не должны быть связаны руки?
– Мы давно уже не связываем руки. У нас есть наручники, но они могут скорей понадобиться не вам, а вашим похитителям, – усмехнулся Марени.
– Эти люди – не похитители.
– Поезжайте, Женечка, – сказал профессор. – И не бойтесь. Мы с Эдмоном и Ришаром поедем следом за вами. Наше присутствие, я думаю, тоже там понадобится.
– Еще как понадобится, господа, – продолжал улыбаться довольный Марени. – Выходите, мадемуазель. Мы ждем вас в машине.
Женька опять в некотором смешении чувств посмотрела в спину выходящего Эжена, а Эдмон подошел к ней и сказал:
– Успокойся, того наглого нормандца уже отправили на галеры.
– Кто? Ты?.. То есть, де Шале?
– Де Санд прочитал твои записи прежде, чем отдал их Монро, а потом предъявил королю.
– И король не послал его с этими сочинениями?
– Ну, ты все-таки была супругой его фаворита, отпрыска знатной фамилии, а потом де Санд обещал, что если правосудие не покарает Эжена Годье, он убьет его сам. Что вздыхаешь? Ты же сама этого хотела.
– Хотела, но…
– Да, я помню, он тебе нравился… Что ж, галеры – тоже отвратительная штука, но оттуда можно еще сбежать и податься в разбойники.
– А Марени?
– Марени – хорошая ищейка, но не аналитик, а вот Катрен…
– А будет еще и Катрен?
– Да, он вел мое дело о «Ладье». Говори только о том, что сказал тебе Серсо, то есть Ришар.
В полицейской машине Эжен сидел рядом с Женькой на заднем сиденье. Он не лез, только иногда посматривал в ее сторону и вытирал платком пот под фуражкой. Тем не менее, Женька не чувствовала себя спокойно, и дело тут было совсем не в причине этого повторяющегося полупленения. Чувства ее продолжали быть смешанными и проступали на скулах красными пятнами то ли какой-то вины, то ли того отвратительного поражения, которое она пережила в полутьме полицейского экипажа.
– Что вы на меня так смотрите? – спросил Эжен.
– Как?
– Будто я собираюсь на вас наброситься.
– Мне просто душно, откройте окно.
Эжен открыл окно, и фехтовальщице стало легче.
В полиции ее, в самом деле, допрашивал комиссар Катрен. При беседе присутствовал Ришар.