Как и когда попал в это место, он понятия не имел. Как и о том, где находится. Он живо помнил лишь то, что случилось до рассвета, а потом в его памяти зиял провал. По положению солнца он мог судить, что сейчас около одиннадцати утра.
Девушка-сойка повисла на руках на ветке и спрыгнула на землю с высоты в пять футов. Поднялась и сказала:
– Доброе утро, Благородный Лось. Как ты себя чувствуешь?
Стэгг простонал:
– Болит и тянет в каждой мышце. И голова раскалывается.
– Тебе станет лучше после завтрака. Позволено ли мне будет сказать, что ночью ты был великолепен? Я никогда не видала героя-Солнца, хоть сколько-нибудь похожего на тебя! Но сейчас я должна идти. Твой друг Калторп говорил, что ты, проснувшись, захочешь побыть с ним наедине.
– Калторп! – произнес Стэгг и снова застонал. – Вот уж последний человек, кого я хотел бы видеть.
Но девушка уже перебежала через дорогу и присоединилась к толпившимся там людям.
Из-за дерева высунулась белая голова Калторпа. Он шел, неся в руке большой накрытый поднос. Лицо его освещала дружеская улыбка, но было видно, что он отчаянно пытается скрыть беспокойство.
– Как ты себя чувствуешь? – крикнул он еще издали.
– Где мы? – спросил Стэгг.
– Я бы сказал, что на дороге, ранее называвшейся шоссе № 1 США, а теперь – Копье Колумбии. В десяти милях от теперешних границ Вашингтона. Двумя милями дальше лежит сельскохозяйственный городок под названием Фэр-Грейс. Обычно в нем проживает две тысячи человек, но сейчас там около пятнадцати тысяч. Съехались фермеры и фермерские дочки со всей округи. И весь Фэр-Грейс ждет тебя с нетерпением. Но ты вовсе не обязан бегом бежать на их призыв. Ты – герой-Солнце, и можешь сколько угодно отдыхать и расслабляться. То есть до заката. А потом должен выступать, как вчера.
Стэгг поглядел вниз и впервые сообразил, что он до сих пор голый.
– Ты видел меня вчера ночью? – он покраснел, взглянув на старика.
Калторп же смущенно опустил глаза:
– С приставного сиденья – частично. Я прокрался в какой-то дом через толпу и смотрел на оргию с балкона.
– У тебя есть хотя бы какое-то понятие о приличиях? – гневно спросил Стэгг. – И без того плохо, что я не смог справиться с собой. И того хуже – ты был свидетелем моего унижения.
– Ничего себе унижение! Да, я видел тебя. Я же антрополог. И впервые я смог наблюдать обряды плодородия вблизи. Ну а как твой друг, я за тебя волновался. Хотя нужды в этом не было: ты смог о себе позаботиться. Да и другие тоже.
– Ты смеешься надо мной? – вспыхнул Стэгг.
– Упаси Господь! Нет, это не насмешка, всего лишь любопытство. Может быть, зависть. Все дело, конечно, в пантах, которые дали тебе такое желание и такие грандиозные возможности. Интересно, не вкололи бы они и мне немножко того, что вырабатывают эти органы?