Калторп поставил перед Стэггом поднос и снял с него покрывало:
– Тут такой завтрак, какого ты в жизни не видел.
Стэгг отвернулся:
– Убери. Меня тошнит. И желудок выворачивает, и с души воротит, как подумаю, что я творил ночью.
– А казалось, что тебе это нравится.
Стэгг зарычал, и Калторп примирительно выставил перед собой ладони:
– Я не хотел тебя оскорбить! Я просто видел тебя, и это факт. Давай, парень, поешь. Посмотри, что мы тебе принесли! Свежий хлеб. Свежее масло. Варенье. Мёд. Яйца, бекон, ветчина, форель, оленина – и кувшин холодного эля. И добавку любого блюда.
– Тошнит меня, я же сказал! Есть не могу.
Несколько минут Стэгг молча сидел, глядя на яркие палатки на другой стороне дороги и снующих между ними людей. Калторп присел рядом и закурил большую зеленую сигару.
Вдруг Стэгг схватил кувшин и мощным глотком осушил его наполовину. Поставив кувшин, утер тыльной стороной ладони пену с губ, рыгнул и схватил нож и вилку.
Ел он, словно первый раз в жизни – или в последний.
– Приходится, – извиняющимся тоном вставил он между двумя кусками. – Я слаб, как новорожденный котенок. Посмотри, как дрожат руки.
– Тебе придется есть за сто человек, – ответил Калторп. – Да ты и поработал за сотню – даже за две!
Стэгг потрогал панты:
– Здесь они, никуда не делись. Эй! Гляди-ка, они уже не стоят торчком, как вчера вечером! Стали мягкими! Может, они скоро вообще сморщатся и отсохнут?
– Нет. – Калторп покачал головой. – Когда к тебе вернется сила и кровяное давление повысится, они снова окрепнут. Это ненастоящие панты. У оленя это костяные наросты, покрытые роговицей. У твоих, кажется, имеется костное основание, но состоят они в основном из хряща, покрытого кожей и кровеносными сосудами. Потому не странно, что они так провисли. Странно, как у тебя ни один сосуд не лопнул.
– Что бы эти рога в меня ни качали, – ответил Стэгг, – все выветрилось. Если не считать некоторой слабости, я чувствую себя нормально. Вот если бы от рогов избавиться! Док, не мог бы ты их убрать?
Калторп грустно качнул головой.
Стэгг побледнел:
– Так это повторится снова?
– Боюсь, что да, мой мальчик.
– Сегодня ночью, в Фэр-Грейсе? А следующей ночью в другом городе? И так до… до чего?
– Прости, Питер, но я понятия не имею, сколько это продлится.
Калторп вскрикнул от боли, когда могучие руки сжали оба его запястья. Стэгг ослабил хватку:
– Прости, док. Я завелся.
– Сейчас, – произнес Калторп, осторожно растирая запястья, – можно рассматривать только одну возможность. Мне кажется, что, поскольку все это началось в зимнее солнцестояние, закончиться оно должно в летнее солнцестояние. Где-то двадцать первого – двадцать второго июня. Ты – символ солнца. На самом деле эти люди считают, что ты – воплощение самого солнца. Тем более что ты сошел с небес на пламенеющей стали.