Он показал на одномачтовую яхту с белым форштевнем и алым парусом. Она гордо скользила по волнам за той пристанью, на которой они стояли.
Черчилль, махнув Сарванту, направился вниз по широким ступеням, идущим вдоль берега. Он хотел поговорить с моряками, а люди на яхте напомнили ему тех, на кого он когда-то работал во время студенческих каникул.
На руле стоял седой, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти пяти. Двое других, возможно, были его сыном и дочерью. Сын был высоким, крепко сложенным, красивым парнем лет двадцати, его сестра – миниатюрной девушкой с большим бюстом, тонкой талией, длинными ногами, потрясающе красивым лицом и длинными волосами цвета меда. Лет ей могло быть от шестнадцати до восемнадцати. Одета она была в свободные шаровары и короткую синюю куртку; стояла босиком.
Она нагнулась, свесившись с носа яхты, при виде двух ждущих у эллинга людей, сверкнула белыми зубами и крикнула:
– Держи конец, моряк!
Черчилль поймал конец и зачалил яхту. Девушка выпрыгнула на доски причала и улыбнулась:
– Спасибо, друг!
Юноша сунул руку в карман килта и кинул Черчиллю монету:
– Это тебе за хлопоты.
Черчилль глянул на монету – это оказалась колумбия. Раз эти люди столь щедро раздают чаевые за такие мелкие услуги, с ними стоит познакомиться поближе.
Он бросил монету обратно, и юноша, хотя и не ожидавший этого, ловко поймал ее одной рукой.
– Благодарю, – сказал Черчилль. – Но я не из прислуги.
У девушки расширились глаза, и Черчилль увидел, что они темного серо-голубого цвета.
– Мы не хотели вас обидеть! – сказала она глубоким грудным голосом.
– Я и не обиделся, – ответил Черчилль.
– По вашему акценту я могу судить, что вы не дисиец. Не будет ли оскорблением спросить, какой город вы зовете родным?
– Нисколько. Я родился в Манитовоке – городе, которого больше нет. Зовут меня Редьярд Черчилль, а моего спутника – Нефи Сарвант. Он родился в городе Маса в штате Аризона. Нам по восемьсот лет, и для этого почтенного возраста мы замечательно хорошо сохранились.
У девушки перехватило дыхание.
– Ох! Братья героя-Солнца!
– Да, спутники капитана Стэгга.
Черчиллю было приятно произвести столь сильное впечатление.
Отец девушки протянул руку, и Черчилль заключил, что их принимают как равных, по крайней мере, пока.
– Я Рес Витроу. Это мой сын Боб и моя дочь Робин.
– У вас красивый корабль, – сказал Черчилль, зная, как лучше всего вызвать владельца на разговор.
Рес Витроу тут же пустился в славословия, перечисляя достоинства своего судна, время от времени перебиваемый восторженными комментариями детей. Когда в разговоре наступила пауза, Робин, затаив дыхание, сказала: