Веревку перебросили через одну из ее рук и завязали на запястье. Из какого-то дома мужчины принесли стол и поставили его под свисающей веревкой. Сарванта подняли на стол и связали за спиной руки. Пока двое держали, третий надел на его шею петлю.
Наступила секунда молчания, когда стихли крики разгневанных мужчин, и они прекратили попытки наложить на него руки и разорвать плоть святотатца.
Сарвант взглянул на них. Он плохо видел, глаза распухли, их заливало кровью из ран. Он что-то промычал.
– Что ты сказал? – спросил один из державших.
Сарвант не мог повторить. Он думал, что всегда хотел быть мучеником. Это желание было страшным грехом – грехом гордыни. Но он желал мученичества! И всегда в воображении шел к своему концу с достоинством и храбростью, рожденной уверенностью, что ученики его продолжат святое дело и в конце концов восторжествуют.
Этому не бывать. Он будет повешен, как распоследний преступник. Не за проповедь Слова – за изнасилование.
Ни одного обращенного. Он умрет не оплаканным, умрет безымянным. Тело бросят свиньям. Но тело – это не важно; умрет его имя и деяния его, и от этой мысли хотелось ему возопить к небесам. Пусть кто-то, хоть одна душа, продолжит…
Он думал: ни одна новая религия не преуспеет, пока не ослабеет старая. А эти люди – верят. Верят без тени сомнения, за которое могло бы зацепиться новое убеждение. Они веруют с такой силой, которой не было у людей его времени.
Он снова попытался выговорить хоть слово. Теперь он стоял на столе один, покачиваясь, но решив, что не выкажет ни капли страха.
– Слишком рано, – сказал он на языке, которого все равно не поняли бы, даже если бы он мог говорить ясно. – Слишком рано вернулся я на Землю. Мне нужно было подождать еще восемь сотен лет, когда люди начнут терять веру и сомневаться во всем. Слишком рано!
У него из-под ног выдернули стол.
Не успел крикнуть впередсмотрящий, как из рассветного тумана на дисийскую бригантину налетели две шхуны с высокими мачтами. Но моряки на «Божественном Дельфине» не сомневались в том, кто нападавшие. Из всех глоток вырвался одновременный крик «Карелы!» – и все смешалось.
Одно из пиратских судов скользнуло вдоль борта «Дельфина», и абордажные крючья карельской шхуны сцепили корабли намертво. В мгновение ока пираты оказались на борту.
Они были высокими, одетыми только в яркие цветные шорты с широкими кожаными ремнями, на которых висело оружие. Татуировки покрывали их с головы до ног, они размахивали кривыми тесаками и шипастыми булавами. Яростно выкрикивая что-то на своем родном финском, они дрались, как берсерки, иногда в горячке боя обрушивая удары тесаков и булав на своих же братьев.