– …и вот, когда мы спустились по этой реке, – рассказывала она, – они перестали следить за мной так пристально. Дорога сюда от моего дома, где они поймали меня, заняла почти два месяца, и они думали, я ни за что не решусь убежать, чтобы попытаться вернуться обратно в одиночку. Слишком много в джунглях смертельных опасностей, ужасов, по сравнению с которыми ночной летун – сущая мелочь.
Она вздрогнула.
– Когда мы добрались до деревни, лежащей на самом краю их цивилизации, они разрешили мне прогулки внутри ограды. К тому времени я немножко узнала их язык, а они узнали мой. Но наши разговоры были очень простыми. Один из членов экспедиции, ученый по имени Аса’атси задался целью поставить надо мной всякие эксперименты, исследовать меня физически и ментально. В деревне в больнице была машина, сфотографировавшая меня изнутри. Скелет, органы, мо ту! Все мое.
– Они сказали, что это очень интересно – можешь себя представить? Я была так обнажена, как ни одна женщина – никогда-никогда, а им было очень интересно! Уж конечно!
– Ну так что же! – рассмеялся Хэл. – Не можем же мы ожидать, что они станут относиться к тебе, как самец млекопитающего к самке млекопитающего… то есть…
Она одарила его игривым взглядом:
– А я – млекопитающая?
– Очевидно, безошибочно, бесспорно и восхитительно!
– За это тебе полагается поцелуй.
Она наклонилась к нему и прикоснулась губами к его губам. Он замер, реагируя так же, как реагировал на предложения Мэри о поцелуе. Но она, видимо, ожидала этого и сказала:
– Ты мужчина, а не каменный столб. А я – любящая тебя женщина. Ответь же на мой поцелуй, губами и всем сердцем.
– Не так сильно, – прошептала она затем. – Целуй, но не пытайся раздавить мне губы. Мягко, нежно, сливайся со мной. Вот, смотри.
Дрожащим кончиком языка она коснулась языка Хэла и отступила, улыбаясь, полузакрыв глаза, блестя влажными красными губами. Он дрожал, тяжело дыша.
– Неужели твой народ считает, что язык предназначен только для разговоров? А то, что я сделала, считается порочным, нереальным?
– Не знаю. Никто никогда не говорит об этом.
– Тебе понравилось, я знаю. А ведь это тот самый рот, который я использую для еды. Который я должна прятать под вуалью, когда сижу напротив тебя за столом.
– Не надевай эту шляпу больше, – выпалил он. – Я думал об этом. Не существует причины прикрываться вуалью во время еды. Но меня учили, что это отвратительно. У собаки Павлова течет слюна в ответ на звонок. Меня мутит, когда вижу, как еда проникает в рот.
– Что ж, давай поедим. А потом выпьем и поговорим об этом. А потом займемся тем, что нам по душе.