Не приходится сомневаться, что Воланд или его аватара Уриан уже в ту пору вызывались ведьмами, или, скажем, шаманками неолитических племен. Почему же для этих колдуний была так важна Вальпургиева ночь, которая приходится на 30 апреля — 1 мая? Считалось, и не без основания, что с этого момента в регионе заканчиваются морозы, а значит, скоро наступит время сева.
Таким образом, родословие Воланда действительно уходит в седую древность.
3
Так значит, все-таки 1 мая?
И 1929 год?
Да, он был для Булгакова временем во многих отношениях важным. Тогда в его судьбе происходили тектонические подвижки. Вот почему Воланд, если бы он сидел на лавочке за будкой с Бездомным и Берлиозом, смотрел бы не только на памятник Пушкину, но и на высотное здание — дом Нирнзее.
Встреча с Еленой Сергеевной Шиловской-Нюренберг определила дальнейшую жизнь Булгакова. Он был познакомлен с ней своей предыдущей женой Белосельской-Белозерской. Это знакомство произошло на Масленицу в квартире братьев-художников Моисеенко.
Собственно, признание было позднее: «Это было в 29-м году в феврале на Масленую. Какие-то знакомые устроили блины. Ни я не хотела идти туда, ни Булгаков, который почему-то решил, что в этот дом он не будет ходить. Но получилось так, что эти люди сумели заинтересовать составом приглашенных и его, и меня. Ну, меня, конечно, его фамилия. В общем, мы встретились и были рядом»[43].
Фактически в том самом доме и в том самом году состоялось не только обретение супруги, но и нового романного образа — Маргариты.
Уже позднее Булгаков напишет Замятину: «Итак, я развелся с Любовью Евгеньевной и женат на Елене Сергеевне Шиловской. Прошу ее любить и жаловать, как люблю и жалую я. На Пироговской живем втроем — она, я и ее шестилетний сын Сергей. Зиму провели у печки в интереснейших рассказах про Северный полюс и про охоты на слонов, стреляли из игрушечного пистолета и непрерывно болели гриппом»[44].
Но мистика 1929 года заключалась для Булгакова в событиях-испытаниях.
Елена Сергеевна вспоминала: «В тот год были сняты со сцены все пьесы Михаила Булгакова… Перед тем был запрещен уже репетировавшийся в Художественном театре „Бег“».
4
Третьего июня 1929 года драматург и поэт, лидер Российской ассоциации пролетарских писателей Владимир Киршон в своей статье в «Вечерней Москве» пишет: «Сезон 1928/29 года не был блестящ, но — думается мне — весьма поучителен. Прежде всего, отчетливо выявилось лицо классового врага. „Бег“, „Багровый остров“ продемонстрировали наступление буржуазного крыла драматургии». В той же газете нападение Киршона на Булгакова поддерживает руководитель Главрепеткома, места, где фактически литовались пьесы, Федор Раскольников. Он отмечал: «сильный удар, нанесенный по необуржуазной драматургии закрытием „Бега“ и снятием театром Вахтангова „Зойкиной квартиры“».