По тексту приводимого ниже заявления Приблудного от 30 января 1930 года можно судить о том, что вскоре он был вычеркнут из списков жильцов: «Очень прошу Правление рассмотреть вопрос о снятии меня из списков кандидатов на квартиру в Доме писателей, потому что снятие это кажется мне смертельно странным и несправедливым, так как в течение 8-ми лет не имею в Москве никакого пристанища, и это тем более тяжело, что я женат и скоро буду отцом, черт возьми. Очень прошу дать мне возможность задать несколько вопросов по этому поводу»[90].
Однако за всеми пояснениями и ироничностью авторов Волкова и Любовича возникает и совсем неожиданная ситуация, на которую авторы, видимо, рассчитывали: 17 мая Приблудного арестовывают и ссылают в Астрахань. Причина ареста неожиданная: оказывается, в 1920-е годы произошла вербовка Приблудного органами ОГПУ, тем же отделом Гендина, что производил и обыск в квартире Булгакова. Вот почему с этим моментом связано обостренное чувство международного шпионажа у героя «Мастера и Маргариты». Но Приблудный, дав подписку, тяготился своим положением и неожиданно именно в 1931 году, прямо незадолго до выхода статьи в «Смене», публично рассекречивает себя. Нарушение договора с ОГПУ карается высылкой на поселение в Астрахань. И потом, еще с неснятой судимостью, поэт фигурирует в докладной записке Культпропа в адрес Оргбюро ЦК ВКП(б) о состоянии советских литературных журналов от 03.01.1932. В этом документе сообщается, что «журнал „Новый мир“ в основном держит курс на писателей необуржуазных и попутчиков, скатывающихся с позиций попутничества вправо, — А. Толстой, Сергеев-Ценский, Буданцев, Пильняк, Мандельштам, Пастернак, Приблудный».
Список этих авторов сегодня выглядит как реестр победителей. Все литераторы в нем оказались востребованы временем, а упоминание наряду с Мандельштамом и Пастернаком выводит Приблудного из рядовых поэтов. И казалось бы, он-то и должен был получить квартиру. По возвращении из ссылки поэт пишет отчаянное письмо на имя председателя Комиссии партийного контроля.
«Дорогой т. Каганович!
Мне 29 лет. Я сын пастуха-украинца. Отец и сейчас работает в колхозе плотником. Десяти лет я ушел из дому и в течение 4-х лет объездил Европу, Азию, Африку и Северную и Южную Америку, в различных ролях, начиная от юнги и кончая уличным певцом при слепом гитаристе-итальянце. С 15 до 16 лет был добровольцем в Кавдивизии Котовского. С 18-ти лет начал печататься. В 1926 году издал первую книгу. Книга была встречена очень положительно в критической литературе. Но в это же время попал под влияние Есенина. Испортился. После выхода 2-й книги в 1931 году, от имени государства, органами ОГПУ был выслан в Астрахань на исправление. Через 3 года вернулся сюда и получил московскую прописку… Остался без крова. Союз писателей от меня отрекся. Печатать и принимать на службу меня остерегаются по соображениям бдительности, хотя я исправлялся даже не по контрреволюционной статье. Мне совершенно не дают возможности реабилитировать себя в литературе. А в быту, хотя и все видят, что я исправился, — я бездомен. Ночую у кого придется, к каждому отдельно приспособляюсь, почти пресмыкаюсь. Я хочу жить полнокровно, как все, и работать полноценно. Укажите выход, т. Каганович. Уж дальше мне „ехать некуда“.