Обвел я все помещение глазами еще раз. Вздохнул. Подумал секунду. И говорю ему:
— Вашбродь, пишите меня в обратно, в роту. Невместно мне место службы менять. Коли, конечно, такое Уставом не запрещается…
Глаз у черного и совсем как‑то дико дернулся, он не то икнул, не то пискнул, но потом сглотнул, выпрямился, кивнул и ответил
— Рядовой Йохан… в исполнение решения барона, ты зачисляешься в особую штрафную роту — козырнул мне, я машинально ответил, хотя лежа это, наверное, глупо выглядит, да еще к пустой башке, словно американец какой. А он развернулся, и шагом с каземата.
И тишина. Все так и молчат. Только драгун хмыкнул, и вышел. А Кане портупею поправил, шагнул вперед, и говорит:
— Так, этот… как тебя там, значит…? Йохан? С Севера, говоришь… Ты долго тут валяться вздумал?
— Никак нет, вашбродь! Но завтра еще придется тут, вашбродь, ибо голова кругом и ходить не могу, да и, извиняюсь, блюю регулярно!
— Извиняется он, видишь ли… Ну — ну. Значит так. Сутки даю — а потом ко мне. Иначе — уклонение от службы, понял? И нечего, сам выбрал. Я лекаря предупрежу, он мне доложит… — повернулся и вышел, даже не слушая моего «Так точно!» Ну не сука ли, а?
— Как есть — пробормотал кто‑то рядом.
Кто именно, я уж смотреть не стал — снова голова закружилась вдруг, так что едва сдерживаюсь, чтоб, в заботливо поставленную рядом еще с утра лохань, не сблевануть. Это я, выходит, вслух пробормотал. Да и ладно. Пока вертолет в башке крутится, стараюсь отвлечься, а когда вновь все вернулось в норму — вокруг уже шум — гам и даже веселье. Все галдят, а меня в бок кто‑то толкает.
— Однако, вот не подумал бы, паря, что ты такой… Вроде же и не рвался никогда, а вона оно как. — скосил глаза — а это усатый мужик, еще из первых наших, меня пихает. У самого у него нога с деревяшкой примотанной, и грудь в бинтах. Но веселый, как и прочие, аж светится — Ты, значить, паря, и впрямь не простой. Не зря про тебя слухи ходили.
— Ты о чем, дядя? — кое‑как языком ворочаю, и тянусь за кружкой, там вроде воды еще оставалось, а во рту словно гвозди жевал.
— Как о чем, бывший нумер семнадцать — щерится усач — Еще скажи, что ты не знаешь, не нарочно мол.
— Не знаю. С Севера я — уже привычно оправдываюсь. Только эффект непонятный — опять все затихли, и хоть глаза прикрыл, но чую, что на меня все пялятся. Так и повторяю, глаз не открывая — Не знаю. Чего там еще?
— Эге… — помолчав, сосед кашляет, и поясняет — Ты, соколик, теперь не штрафник. А не штрафник в штрафной роте может служить только командиром взвода. Да с повышением в звании — считай себя ефрейтором. И отказать тебе не имеют права. Не принять в роту нельзя. Перевести с роты могут — но в звании и должности. Кабы ты просто просился — отказать можно, а вот так — не могут. И кабы ты куда еще просился, то могли бы не пустить, сказав, что не подходишь — ну, например, в личную охрану или при штабе куда. А вот в штрафную роту и такого повода отказать не найти — ибо сюда все годны, хе — хе.