Я отшвыриваю камень и, пошатываясь, отхожу от его истекающего кровью и извивающегося тела. Рана открылась, и моя собственная кровь мешается с его кровью. Дрожа, я прислоняюсь к стене и смотрю на него, покуда он не затихает.
Кровь во мне яростно поет, и я вспоминаю, как Анна улыбалась мне во время нашей первой встречи, – пугливо, будто дикарка. Мне мерещится ее смех, заглушающий звуки моего собственного сбивчивого дыхания.
– Покойся с миром, – шепчу я.
Я сижу рядом с телом Оддюра, покуда оно не остывает, покуда мои мускулы не немеют и на шее у меня не проступают черные следы от его пальцев.
В комнату сочится серый унылый свет. Я поднимаюсь, разминаю ноющие руки и ноги и возвращаюсь в свою пещеру. Тело мое измучено усталостью, но разум свободно парит в вышине.
Скоро кто-нибудь меня найдет, будь то люди Эйидля или разгневанные крестьяне из Тингведлира. И я безропотно положу голову на плаху.
Стиккисхоульмюр, ноябрь 1686 года
После морского погребения Анны в доме воцаряется принужденная, грозная тишина. Пьетюр и Йоун переговариваются натянутым шепотом и тут же умолкают, если Роуса начинает прислушиваться.
Заметив, что она смотрит на них, Йоун приподнимает брови.
– Ты сумеешь молчать, Роуса? Если они возвратятся? Иначе нам грозит опасность. Всем нам. И тебе.
Она кивает. Если. Она старается не представлять себе замерзшее и заиндевевшее тело Паудля в снегу. Ее мутит всякий раз, как эта картинка встает у нее перед глазами.
Она готовит, подметает и вяжет как бы в полусне, не в силах забыть ни горячую скользкую кровь, ни похожие на темные пещеры и полные ужаса глаза Анны, стонущей и мечущейся от боли. Она с трудом выкарабкивается из кошмаров: ей снится, что в руках у нее крошечный сморщенный младенец, вырезанный из чрева Анны.
Видя, что она плачет, Йоун сжимает ее плечо. Однажды он даже целует ее в щеку. Но душа ее закаменела, замкнулась в прочной скорлупе горя.
– Ты все хорошо сделала, Роуса, – говорит Пьетюр. – Ее нельзя было спасти.
Но слова эти звучат приглушенно, как будто она под водой, а его голос доносится откуда-то снизу, из морской бездны. Эта попытка утешения не достигает ее сердца.
Снег продолжает лениво сыпаться с небес, и ветер, прокатываясь над крышей, придает сугробам причудливые очертания. Вокруг дома вырастают ледяные горы. Когда-то Роуса залюбовалась бы этой пугающей красотой, но теперь она представляет Катрин и Паудля, умирающих от голода и холода в снежной пелене.
На третий день после смерти Анны снегопад прекращается, ветер стихает, и сквозь облака просвечивает солнце. Мир купается в слепящем оранжевом сиянии.