Всхлипывая, Катрин снова и снова целует бледные щеки Анны.
Старуха Гвюдрун подходит ближе и всматривается в тело широко раскрытыми от ужаса и лихорадочного возбуждения глазами.
– Гнилью не пахнет – стало быть, в море она пробыла недолго. Но умерла-то несколько месяцев назад!
Пьетюр и Йоун обмениваются взглядами. После этого Пьетюр велит всем выйти вон и начинает выталкивать собравшихся за порог, на вечерний холод. Bóndi должен оплакать жену, говорит он.
– Да ее никак убили! – кричит Олав.
Пьетюр поднимает ладони.
– Не беспокойтесь, мы отыщем злодея.
Злодея. Йоун никогда не признается в том, что первая жена ушла от него, а потом вернулась с чужим ребенком в утробе. Роуса с содроганием осознает, что им нужно будет кого-то обвинить. Она переводит глаза на Йоуна, надеясь, что тот развеет ее опасения, но он не решается встретиться с ней взглядом и смотрит на Пьетюра. Тот косится на Роусу и приподнимает брови в немом вопросе. Йоун медленно кивает, плотно сжав губы.
Роуса отступает назад, пока не прижимается спиной к дерновой стене. Где Паудль? Должно быть, на улице вместе с остальными. Она думает о Сигридюр, которая осталась далеко-далеко, в тесном домишке в Скаульхольте, и подавляет всхлип.
Катрин по-прежнему стоит, склонившись над Анной, плачет и сжимает ее холодные руки. Роусе хочется обнять ее, но стыд и чувство вины пригвождают ее ноги к полу.
– Как так? – бормочет Катрин, не отрывая взгляда от тела. – Она была… Йоун, ты же сказал мне, что она умерла несколько месяцев назад. От лихорадки. Но… кто это сделал? Как?
В воздухе повисает свинцовое молчание. Мужчины переглядываются, и теперь уже Йоун переводит глаза на Роусу. От этого разговора приподнятых бровей и стиснутых губ сердце ее падает в бездну.
Наконец Пьетюр вздыхает.
– Уму непостижимо.
– Ты же объявил, что она умерла, – шипит Катрин. – Сразу после солнцеворота.
Йоун разводит руками. Он даже не краснеет.
– Ты ее похоронил. Ты для нее могилу на холме вырыл. Я приносила цветы…
– Она ушла, – прерывает ее Пьетюр. – Оставила своего любящего мужа…
Катрин фыркает.
– …и мы так ее и не нашли. Что же еще нам оставалось думать? Мы решили, что она умерла.
– Если бы ты и впрямь ее любил, Йоун, – сердито чеканит Катрин, – ты бы продолжал искать. Всегда. Но ты, похоже, вовсе и не горевал.
Роуса представляет, как Катрин каждый год выходит из дому в метель и разыскивает в снегу следы давно умершей Доуры, которую земля поглотила много лет назад.
– Тебе было проще думать, что Анна мертва, – шипит Катрин. – Уж не обрадовался ли ты, когда…
– Что ты от меня хочешь, Катрин? – устало спрашивает Йоун. – Разве Анна воскреснет, если я стану выть и рвать на себе волосы? Это притворство только живым и нужно. Мертвым от него никакого проку.