Я пристально смотрел на него.
– После твоей смерти Стиккисхоульмюр преобразится, – ядовито продолжал он. – Наконец-то здесь все будет так, как угодно Богу.
Я заглянул прямо в его мертвые глаза.
– Ты мне отвратителен. Будь ты моим пабби, я бы зарезал тебя во сне.
Эйидль отпрянул, перевел дух, отвернулся от меня и забарабанил по двери. Олав открыл, и Эйидль выскользнул наружу. Дверь за ним захлопнулась, и настала темнота.
В темном чреве ночи я проснулся оттого, что кто-то скреб по стене прямо над моим ухом. Я так и подскочил, отчаянно жалея, что у меня нет ножа: я не ел и не пил уже так долго, что готов был проглотить что угодно. Но, когда скрежет раздался опять, я понял, что для животного он слишком размеренный и настойчивый.
Кто-то пытается пробраться внутрь! Наверное, кто-нибудь из сельчан решил убить меня более жестоким способом, не дожидаясь казни. Скрежет сделался громче, и я внезапно сообразил, что неизвестный пытается проделать в стене дыру. Я почувствовал, как на меня подуло холодным ночным воздухом, и приготовился драться, но тут кто-то прошептал:
– Йоун!
– Роуса! Но как…
– Поспеши! – Она приникла к дыре, и я различил в темноте блеск ее глаз. Внезапно в руке у нее сверкнул нож, и я отпрянул, но потом догадался, что она хотела перерезать путы. Я принялся тереть веревку о лезвие и, когда она лопнула, растер онемевшие руки, а потом освободил связанные ноги.
– Возьми меня за руку, – прошептала Роуса.
Я послушался и пролез в дыру. Порыв ночного ветра ударил мне в лицо, и дыхание мое пресеклось; брызги дождя напомнили о холодном море – о том, как я входил в него, предвкушая, что сейчас сяду в лодку, а впереди ждали бескрайние просторы времени. У меня закружилась голова.
– Как ты… Где Олав?
Раздался тихий смешок Пьетюра, от чего сердце мое вздрогнуло.
– Мы собирались напоить его отваром Катрин, – сказал он, – но она не смогла найти нужных трав. – Он фыркнул. – И тогда я ударил его по голове камнем.
– Он…
– Жив. Привалился к двери, точь-в-точь мешок с дохлой рыбой. Но я не собираюсь ждать, покуда он очнется. Мне не слишком улыбается класть голову на одну плаху с тобой, Йоун.
– Никакой плахи. – Голос Катрин звучал сурово, и даже в темноте было понятно, что она сердита. – К утру вы уже будете в нескольких милях отсюда.
– Но куда мне податься?
– Не говори мне, – сказал Пьетюр. – Если меня найдут, я не хочу, чтобы меня жгли и резали, выбивая признание.
– Ты не пойдешь со мной?
– Моя внешность обречет нас обоих на верную смерть. Я всегда буду слишком походить на того негодяя Пьетюра из Стиккисхоульмюра