– Я не бросал его.
– Ну-ну. Что это с твоим папой? А мама твоя где? Она-то могла заставить его замолчать.
– Она умирает, моя хорошая.
Лео ощутил странное чувство легкости: он мог оборвать разговор или сменить его направление. Он и прежде замечал эту легкость в том рвении, с каким спешил вывалить новости, будь то известие о бомбардировке, о смерти знаменитости или о каких-либо семейных происшествиях. Он ненавидел это свое всегдашнее желание очутиться в центре внимания как глашатай, принесший известие первым. Но сказать Хелен, что мать умирает, было необходимо.
– Мне очень жаль, – церемонно ответила она, сделала большой глоток из кружки и продолжила говорить совершенно обыденным тоном. Лео узнал Хелен: человека, которого невозможно застыдить или заставить почувствовать себя виноватым. – Мне твоя мама всегда нравилась. Она в больнице?
– В Северной центральной. Ее уже собирались выписать, но началась инфекция, какой-то рак внутренних органов. Она может выкарабкаться, прожить еще какое-то время дома. Но это непредсказуемо…
– И вы все приехали, – заключила Хелен. – Твой брат и сестра – то есть сестры. Тем не менее твой папа…
– Иногда я жалею, что наши родители поженились, – сказал Лео. – Ну какого роста могли быть дети у такой пары? В моей сестре сто пятьдесят сантиметров!
– А в тебе – сто пятьдесят четыре, – констатировала Хелен. – И то в лучшие дни. Хотя внуки, кажется, в порядке. Они вполне нормального роста, по крайней мере те, кого я видела.
Барная стойка заведения за двадцать лет мало изменилась. Даже паучник на окне, пыльный и давно засохший, стоял на том же месте, и вертикальный ряд подков висел на обшитом досками пространстве между двумя витражными окнами – вот и все претензии на элегантность и уют. Джек в неизменном коричневом кардигане налил им по кружке и вернулся к обычному занятию: нагнувшись над клетью с длинным рядом подвешенных стеклянных кружек, стал решать кроссворд из «Телеграф» изрядно изгрызенной шариковой ручкой. По включенному телевизору, висевшему над покачивающейся доской для метания дротиков, демонстрировались какие-то странные состязания: двое мужчин осторожно ступали на зеленую лужайку, подсчитывали, прикидывали, а затем бросали мячик, который останавливался в нужной игрокам точке – или, увы, чуть поодаль.
– Ну, и чем ты занимаешься? – спросила Хелен. – Все еще журналистикой?
– Это трудно так назвать, – ответил Лео. – Журналистика – это вроде как про расследования и репортажи. А я сижу в офисе и исправляю то, что понаписали другие об экзотических местах, где побывали: заставляю говорить «рынки Азии славятся во всем мире», хотят они того или нет. А ошибок! Размещаешь на странице и придумываешь заголовок. Вот, например: «Осло не для ослов!» Это я придумал. А моя коллега Джули – «Приезжайте в Париж и поймете, почему там сено не горит». Правда, заголовок «Кто – майка?» для статьи про Ямайку забраковали. Сказали, бессмыслица.