9
– Думаю, мне пора кое-что сказать, – начал Хилари. Рассудительным, решительным тоном, каким сообщают окончательный диагноз, без возможности разночтений или дискуссий. – Блоссом. Помолчи немного, прошу тебя. Думаю, никто не станет спорить, что какое-то время все идет не так, как следовало бы. И теперь я хочу это исправить. Вы знаете, о чем я.
Но они не знали – или делали вид. Притихшая Блоссом ссутулилась на краешке кровати.
– У вашей матери был роман на стороне, с шестьдесят второго по шестьдесят третий, – сказал Хилари. – Странно об этом говорить. Не знаю, в курсе ли она, что мне все известно. Мы никогда об этом не разговаривали. Кажется, я знаю об этом все. Она познакомилась с мужчиной. Тоже несвободным, но без детей. Он работал в университете ассистентом преподавателя. Они встречались, когда ему позволяло расписание, – ассистенту профессора теологии так просто заводить романы. Скажешь: «Утром мне в архив». Или в Библейский институт. Или куда там еще. И два часа проводишь с любовницей.
– Десятки лет назад, папа! – выдохнула Блоссом. – Поверить не могу!
– Уильям Гилье, – произнесла мама. Взгляд ее по-прежнему был стеклянным и непроницаемым; она слегка улыбалась; лицо ее исказила гримаса боли, но имя она вспомнила. – Чудесный Уильям. Сто лет про него не вспоминала.
– Это хорошо, – сказал папа. – За двадцать восемь лет не было ни дня – нет, не будем преувеличивать, ни недели, – чтобы я не подумал о нем. Я знаю, где они познакомились: в приемной ветеринара. Знаю и то, как они встретились во второй раз: в Брумхилле, она катила коляску с Лавинией, он случайно встретил ее и справился о здоровье Гертруды. Как там старушка? И Уильям Гилье был немедленно приглашен в дом – посмотреть на черепаху. Так это и началось.
– Уильям Гилье… – повторила мама. Какие же воспоминания о счастье с привкусом вины смогли разгладить морщины на ее лице, до этого бывшем гримасой боли? Интересно, каков он был собой, этот Уильям Гилье? С растрепанной темной шевелюрой, нависавшей над синими глазами? Уже не узнать. Но в памяти Селии он вернулся – радостно обнял ее в супружеской спальне их с папой дома. Лавиния спала внизу в своей кроватке, на улице начинались шестидесятые, а он был в доме, обнаженный, в объятиях Селии. Он вернулся.
– Я все это знаю, – сказал отец. – Потому что… ну, узнал. Я смотрел. Я смотрел. Смотрел. И снова, очень тихо, ушел, и вернулся тогда, когда меня ждали. Я выяснил, кто он. Это оказалось трудней всего. Но я узнал – нет, я не собираюсь говорить, кто из знакомых, которым ты рассказала об Уильяме, радостно сообщил о нем мне. Будет о чем подумать в ближайшие дни, недели, месяцы, может годы. А может, и нет. Не годы точно.