Саму – умный парень, и его вовсе не беспокоило, что Долли краснеет и спешит под защиту брата всякий раз при его появлении. Он говорил ей лестные слова, упоминал в самом приятном свете и, наконец, задавал какой-нибудь очень простой вопрос. Шарифу Саму очень нравился, но он же и создавал досадное препятствие: Долли в любом случае не должна была выходить замуж, пока не получит диплом, но из-за того, что правительство то и дело закрывало университет, первый курс растянулся на три года. Да и вряд ли у нее вышло бы жить одной, только с поваром Гафуром. Но уедет ли она из Бангладеш без Саму? Шариф занялся этим всерьез и нанял юриста – уладить формальности, чтобы забрать с собой в Англию незамужнюю сестру. Нет причин, почему бы ей не получить диплом там. Вдобавок, если Саму настроен серьезно, то подождет два года и приедет к ней в Англию. Или же она вернется к нему в Бангладеш.
Прежде чем поговорить с сестрой, он многажды повторял эти аргументы про себя: в такси и в коляске рикши, в кабинетах чиновников и конторах стряпчих.
– Как ты можешь так говорить? – заявил Саму однажды вечером.
Заглянув к ним на ужин, он с удовольствием поглощал карри из курицы, тыкву-момордику и жареную рыбу, которую иногда готовили в их семье. Они быстро узнали, что он предпочитает на гарнир и с каким соусом, и рядом с его тарелкой всегда стояло несколько мисочек – за длинным темным столом красного дерева порой сиживали по шестнадцать человек, а теперь трое собрались за одним его концом. После ужина Саму попросил поставить Бетховена, трио «Эрцгерцог». Отец его особенно любил: в последнюю поездку в Англию в 1968 году он привез среди прочих и пластинку с ним, и Саму услышал и полюбил эту музыку, частенько заходя в гости.
– Ничто в нашей музыке не сравнится с Бетховеном. Просто надо принять это как должное: нет у нас и близко такого уровня утонченной сложности, такой меры притязаний.
– Не согласен, мой дорогой, – возразил Шариф. Откинувшись в кресле, он потирал подбородок. – Произведение искусства – не работа инженера, которую можно оценить, руководствуясь неизменными законами физики. А искусство несет критерии своей оценки в самом себе. Стандарты, по которым судят Бетховена, созданы им самим. Если ты попытаешься оценить песню Тагора по этим стандартам, она до них не дотянет. Но сама по себе, по своим собственным стандартам, она совершенна. А Бетховен по тем же стандартам – полон ошибок и ужасно несоразмерен.
– Но, брат, – ответил Саму, – это же культурный релятивизм! Если мы начнем претендовать на мировое первенство в некоторых сферах…