– Ведь есть же те, кто сохраняет брак, – заметил Хилари.
– Есть и такие, – отозвался Лео. – Ты не против, если я включу свет?
– Как хочешь. – Он не спускал глаз с сына, когда тот включил две обычные настольные лампы; в комнате был общий свет – медный светильник, но его не зажигали: слишком уж ярко он заливал все. – Больше никто не планирует разводиться, полагаю.
– Не то чтобы… – начал Лео, но Хилари не нуждался в ответе и не стал его слушать.
– Я тут подумал – не то чтобы, просто подумал… – В его голосе вновь зазвучало интригующее капризное тремоло. – Может, теперь моя очередь.
– Твоя очередь?
– Моя очередь разводиться, – сказал отец.
– Это было бы интересно, – отозвался сын.
– В конце концов, сейчас или никогда, как говорится.
– Сейчас или никогда… А неплохой способ убить время для вас с мамой.
– О, я еще не говорил с твоей матерью! – воскликнул Хилари. – Скажу ей, когда все…
– Что?
– Когда все – что?
– Когда что – что?
Раньше отец уже задавал Лео вопросы в такой же манере, в это же время дня, когда дома больше никого не было. Когда жизнь сына резко перестала быть связана с Оксфордом, вопрос о его будущем был поднят точно так же, они даже сидели в этих же креслах. Сейчас Хилари заговорил о разводе в той же непререкаемой форме. И смотрел с полуулыбкой, ожидая, что до сына медленно начнет доходить.
– Ты серьезно? Неужели ты хочешь сказать…
– Серьезно ли я? – уточнил Хилари. – О разводе?
– О разводе с моей мамой? – переспросил Лео.
– О разводе с твоей мамой. – Хилари откинулся назад; кажется, ему было хорошо. – Зачем мне шутить?
Сын уставился на него.
– Мне следовало сделать это давным-давно. На самом деле я подумывал еще пять лет назад. Самое время. Вы все разлетелись кто куда. А тут бац – ты со своей новостью. И все. Два развода в одной семье одновременно – ну не абсурд ли? Ну и вот. Так что пора.
– Ты серьезно? – не удержался Лео.
– Перестань задавать этот глупый вопрос.
– Но мама…
– А что – мама? – звучным довольным голосом спросил Хилари: тон его был несколько наигран, но в то же время в нем слышались теплота и радость от чего-то давно забытого. – Маме я сам скажу. Об этом не беспокойся.
Но Лео хотел сказать не это. А что именно – уточнять он не решался. Сначала у него мелькнула мысль, что все разрешится само собой: любой на месте отца просто подождал бы полгода и похоронил жену, что избавило бы его от хлопот, связанных с разводом. Более гуманные соображения о том, что мать стоило бы пощадить, появились лишь после. Воцарилась тишина. Отец не мог говорить всерьез, просто не мог – и все.