Я гость за трапезным столом,
где рвут мой чёрный труп.
Я озираю этот дом, где я стекаю с губ,
сочусь по выям, по локтям и по горжеткам дам
кровавым соком /202/
[429].
Я стократ разорван пополам,
и пополам ещё сто раз. Я в дом зашёл на час
и непрожёванным куском в зубах его увяз.
Клянусь, что это всё со мной,
всё наяву, всё здесь.
Клянусь, что правду говорю, и буду землю есть.
И род людской, что Землю ест, не умеряя прыть,
обязан — пусть с набитым ртом — но правду говорить.
А правда жёстче горных руд и горестней песка,
а правда соли солоней трясин солончака:
здесь некто мыслил о птенце, а сотворил толпу.
И мы беснуемся в яйце и гадим в скорлупу /203/.
Тексты Галича и Жукова связаны множеством явных и имплицитных нитей. Конечно, образ христианского Причастия у Жукова проявлен не так очевидно, но есть некий творец (см. последние две строки), одна из смысловых эманаций которого, конечно, связана с Богом-творцом.
Следующий важный момент можно найти в строках, предшествующих приведённому выше фрагменту:
Я гость на пиршестве немых, собравшихся галдеть,
они ревели над столом, а мне велели петь
и заглушать вороний ор оголодавших душ…
А лестница вела во двор, и там играли туш! /202/
Это четверостишие почти в точности соотносится с произведением Галича, где тоже речь идёт о поэте и толпе, считающей его творчество лишь одним из блюд. То есть перед нами тот же изоморфизм «хлеба» и «зрелищ». Здесь же есть мотив чужого дома, который, в случае с Жуковым, является метафорой Земли, человечества, даже всей вселенной: «беснуемся в яйце и гадим в скорлупу».
Как видим, оба поэта выводят акт каннибализма к онтологическим обобщениям. Хотя у Галича всё же художественный ракурс локализован вокруг советского строя или шире — тоталитарных обществ, похожих на сталинский СССР. Ракурс же Жукова более широкий. Перед нами противостояние творца и общества потребления, что является одной из важных тем в наследии младшего поэта. Здесь можно вспомнить, например, песню «Урок кармы», где лирический субъект отворачивается от
культуры, что шляется взад и вперёд,
парфюмерных низин, фурнитурных высот,
дамских трусиков, мужеских шляп и колгот… /173/
Есть и ещё одна тема, которая связует оба текста — тема правды, ответственности за свои слова. У Галича она скрыта в подтексте, однако воочию явлена во множестве других произведений.
Кроме того, толпа у обоих поэтов нема, желает петь, но не может.
У Галича:
Вот полковник желает исполнить романс «Журавли»,
Но его кандидаты куда-то поспать увели…
У Жукова:
Я гость на пиршестве немых, собравшихся галдеть,