— Ты не принял холод.
— Нет, — подтвердил я. Мой голос звучал грубо.
Она вздернула подбородок, и ее жесткие, холодные глаза сверкнули голой, неприкрытой гордостью.
— Ни разу в жизни, мой Рыцарь, ты не пошел по легкому пути. Я сделала прекрасный выбор.
— Они легко вооружены. Им требуется более тяжелое оружие.
В голосе Мэб прозвучали острые ледяные грани.
— Они идут не под моим знаменем, о Рыцарь.
Я понизил голос до легкого рычания.
— Тогда я отправляю их по домам, — сказал я. — Если ты хочешь, чтобы я бился за тебя, перестань вставлять мне палки в колеса. Вы с Марконе в последнее время прямо неразлучная парочка. Я знаю вас обоих. Где-то здесь точно есть еще оружие. И оно нужно мне.
Осторожнее, осторожнее... единорог заметил меня. Его голова повернулась плавно, как орудийная башня, направляя этот рог на меня, и сила в воздухе вокруг меня создала впечатление, что мои волосы должны стоять дыбом. В его зазубренном лезвии на морде застряли кусочки кости. Его дыхание пахло гнилым мясом.
Моя мошонка попыталась вернуться назад во времени.
Внезапно Мэб запрокинула голову и издала... звук. Представьте себе кудахтанье ведьмы, вырывающееся из ее живота. Теперь представьте, что почти в тот самый момент, когда вышеупомянутая ведьма начала это делать, она туго затянула заплесневелый шарф вокруг своего горла. И, наконец, представьте, что сдавленный выдох того воздуха остался выше точки удушения.
Черт его знает, что это за звук, но это был не смех.
И он заставил проклятого единорога нервно отступить в сторону.
— Да, — произнесла Мэб с диким обреченным блеском в глазах, ее голова покачивалась, когда лошадь нервно переступала с ноги на ногу. — О да. Ты справишься, дитя. Скажи мне, кто в эти дни заключает контракты на тысячу лет?
— О Боже, — сказал я. Я уставился сперва на нее. Потом на Фасолину. — Да ты шутишь.
Потому что таким был контракт, заключенный создателем Фасолины с городом Чикаго. Эта штука должна простоять тысячу лет. И когда она была завершена, ее покрыли полированной сталью и заперли, более-менее, примерно навсегда.
Это была капсула времени на любой случай, прямо у всех на виду, перед лицом Бога и кого-угодно.
Я подобрался к Клауд Гейт. Я тыкал посохом в полированные стальные панели, пока одна из них не зазвенела чуть громче остальных. Я нанес по ней несколько сильных ударов, и она отскочила, с грохотом упав на бетон. Красный свет ночи был слишком тусклым, чтобы показать мне хоть что-нибудь, поэтому я вытащил амулет-пентаграмму моей матери, послал в него отзвук своей воли и заставил его светиться голубым волшебным светом.