Шумилина стояла на пороге кабинета и смотрела вверх.
– Так бывает, – она не сводила с потолка глаз, – говорят, это дети балуются. Ну, те, которые тут учились раньше, еще до войны.
Дети балуются, ага. Сердце аж в горле колотилось от этого баловства. Денис заглянул в кабинет: полно стеллажей, шкафов, куча папок с бумагами, на столах и полу пыль и бумажные обрывки. Шумилина прошла дальше, заглянула за другую дверь, Денис шагнул туда и замер на полдороге: в окно смотрел человек. Причем не с той стороны, от елок и сугробов, а с этой, с их, стоял к ним спиной, приподнявшись на носках, и выглядывал на улицу. Маленький, тощий, в темном тряпье – Денису показалось, что это девочка с очень короткими светлыми волосами. Она водила пальцем по стеклу, подышала на него, и в этом месте образовалось бледное мутное пятно. Душераздирающе заскрипела дверь наверху, по полу пробежал сквозняк, и раздались взрывы: где-то недалеко начался салют. Вспышка ослепила, затмила мигающую синеву, и девочка исчезла, окно было темным и пустым.
– Вот они, – раздался тихий голос, Денис кое-как перевел дух и пошел к Шумилиной. Та стояла между стеллажей, заваленных бумагами и то ли мешками, то ли похожим тряпьем, и светила в угол телефоном. Там высились два длинных деревянных ящика, один на другом, обычные ящики с черными цифрами и буквами на боках.
– Вот, – повторила Шумилина, – они здесь, как я и говорила.
Она отошла, пропустила Дениса, пропала в темном углу у окна. Вид отсюда открывался отличный, на подсвеченный зеленым монастырь: купола выглядывали из низинки, точно облака над болотом. Денис осмотрел ящики, даже принюхался: тленом вроде не пахнет, но столько лет прошло, что могло уже и выветриться. Поддел монтировкой металлическую полосу обшивки и принялся отдирать доски. Шумилина затаилась в своем углу и точно не дышала там, даже поганая дверь перестала скрипеть, и тени вели себя прилично. Снова загрохотал салют, потом неподалеку начали рваться петарды, Денис отодрал одну доску, другую, третью, и глазам своим не поверил. Вот чего угодно ждал, даже с мумией бы смирился – в качестве платы за свою глупость, что полез черт знает куда – но это! Тленом тут и не пахло, в воздухе потихоньку расплывался запах оружейной смазки. Под досками оказался открытый цинк, а в нем пять автоматов, как толстенькие рыбки в консервной банке, пять «укоротов», «зажигалок» или АКСУ, автомат Калашникова складной укороченный. Денис выронил монтировку, схватил автомат – новенький, на необмятом брезентовом ремне, с еле уловимым душноватым запахом пороха.