Она ничего не ответила. Только крепко сжала свой пустой стакан.
Не глядя на нее, Льюис вытер пятнышко на столе и продолжил тереть, даже когда оно исчезло.
– Им бы пришлось отстать от нас, – заметил он.
В ее груди вдруг возникло что-то слишком большое. Оно уперлось в ее грудную клетку, в горло. Вот и все. О чем это было, о чем он говорил.
– Нет, – сказала она быстро и громко, прежде чем в голове промелькнула мысль: «Промолчи!»
Льюис поднял голову, и в его глазах чернела тоска, то самое желание, что свернулось и у нее внутри.
– Отстали бы от нас настолько, насколько мы захотели бы. У них не было бы выхода.
Ей нельзя. Ей нельзя даже думать об этом. Она снова повторила: нет. Затем поставила стакан на сушилку для посуды и вышла из комнаты.
В ванной, открыв кран, Кэсси рассматривала себя в зеркало. Вспоминала, с каким выражением лица Джейк наблюдал их совместный уход после собрания, и беспокойство, от которого у него на лбу появились морщины. Некоторые люди саботируют сами себя. А некоторые тянут с собой вниз и других.
Она должна уйти. Удалить данные Льюиса. Блокировать любые контакты.
Ее отражение в зеркале затуманилось, от горячей воды поднимался пар. Вот ведь неуклюжий пес! Да что он вообще знает! В любую минуту он мог бы постучать в дверь ванной, спросить, все ли с ней в порядке, не сказал ли он чего лишнего. Но снаружи не доносилось ни звука. Она выключила краны, открыла задвижку. Ничего-то он не знает, но чувствует, когда нужно отступить.
Он все еще сидел на кухне, там, где она его оставила, и первое, что она услышала от него, было извинение.
Она остановилась у двери.
– Я не хочу об этом говорить.
– Да нет же. Я все понял. Извини. Обещаю заткнуться. – Он жестом показал, как застегивает рот на воображаемую молнию.
– Понимаешь, они могут потребовать от меня возмещения убытков всего лишь за то, что я говорила об этом.
– Ладно. Не буду…
– Могут привлечь меня к уголовной ответственности. Могут засудить. Могут…
– Кэсси. Тсс. Я понял. – Он рискнул чуть-чуть улыбнуться. Потом снова стал серьезным. – Ты что, собралась уходить?
– Наверное, да.
– Не надо. – Он наклонил ее отставленную тарелку с остывшей пастой. – Пропустишь завтрак.
* * *
Позже, в гостиной, они сидели на диване, и он обнимал ее за плечи. Старались не говорить об Игре Воображения, но все равно говорили.
– Знаешь, я действительно помню тот день, когда у меня стало получаться. День, когда реальность, созданная моим воображением, заиграла всеми красками. Сначала подумала, что, наверное, какое-то обновление. Но все было… не похоже на разницу в техническом аспекте, не похоже на обновление графики, это было другое. Ярче, но менее четко. Как у импрессионистов, что ли? Иногда путанно, как бывает во сне. Но, когда я говорю, что все стало более реальным, именно это и имею в виду: все чувства обострились и стали точнее, что ли. Я чувствовала более точно. Не знаю, говорит ли это о чем-нибудь тебе?