– Михаил Сергеевич Потёмкин! – вызвал для награждения очередного кавалера фельдмаршал.
«Ну всё, теперь ему тут точно все его косточки обсосут, – подумал с усмешкой Лёшка. – Как-никак дальним родственником Григория Александровича приходится, того самого, чья звезда только-только начала стремительно разгораться в этом году в далёком столичном Санкт-Петербурге. Хотя, с другой стороны, этот награждаемый ведь тоже родом из лейб-гвардейцев, кавалергардов. Глядишь, может, всё-таки и помилуют его».
– Секунд-майор, Байков Василий Сергеевич, прошу вас для награждения! – К центральному проходу из задних левых рядов протиснулся высокий крепкий мужчина в форме артиллерийского офицера.
– А этот пушкарь, сын полковника-то, куда? – качали головой соседи. – Он вот только в шестьдесят восьмом в штык-юнкеры был произведён, после окончания артиллерийского кадетского!
А Пётр Алексеевич уже зачитывал его наградной лист:
– За проворное и искусное действие артиллерии во время поиска на Цымбру, наипаче же при деревне Изласе, когда кавалерия наша была подвержена опасности, отбив и поразив неприятеля, совершенно рассеял его!
… – Для награждения приглашается! – генерал-фельдмаршал сделал небольшую паузу и затем начал быстро зачитывать из свитка: – Капитан-поручик Егоров Алексей Петрович, командир отдельной особой роты главного квартирмейстерства армии, за личную храбрость в поисках при Туртукай и Гурабалах, а также в сражениях при Силистрии и Кючук-Кайнарджи. За недопущение захвата неприятелем тела командира дивизии, генерал-майора Вейсмана, а также знамени Ширванского пехотного полка, где он многажды ранен был, но однако же не уступил неприятелю и воодушевил наши войска на атаку!
Алексей сдвинулся влево. Два гвардейских хлыща во все глаза таращились на худенького молодого офицеришку в этом его неброском зелёном мундире и даже не думали уступать место для прохода.
– Пардон, господа! – и, слегка ткнув локтем крайнего в поддых, он, проскакивая к проходу, разумеется, совершенно случайно наступил второму на всю его стопу, да ещё и с проворотом каблука. – Извиняйте, господа, ежели кого вдруг зашиб случаем, тесно здесь!
А главнокомандующий уже дочитывал наградную реляцию, и Егоров, проскочив по центральному проходу зала, шагов за шесть от Румянцева перешёл уже на строевой шаг. Дум! Дум! Дум! Хлопнули подошвы сапог по расстеленной красной дорожке.
– Ваше высокопревосходительство! Капитан-поручик Егоров для награждения прибыл! – на весь зал громко доложился егерь, вскинув руку к картузу.
– Вот это я понимаю, герой! – аж крякнул одобрительно пожилой полководец. – Отрадно видеть в этом зале вот такого молодца, – и его губы расплылись в широкой улыбке. – Только ты, голубчик, уже не капитан-поручик, а господин капитан, да ещё и со старшинством с переходом в следующий свой чин. Всё, как и прописано в положении к сей высокой награде. Носи её гордо, никогда не снимая! – и он приколол колодку на чёрно-жёлтой георгиевской ленте с золотым крестом к груди Егорова. – Поздравляю тебя, господин капитан!