*
Когда Франсуа было двенадцать лет, Дядя Филипп подарил ему одну из желто-оранжевых почтовых малолитражек, которую он купил на правительственном аукционе. Старый добрый Титин, как мы назвали автомобиль, был нашим приятелем в течение нескольких лет. В четырнадцать я уже носился по грязной колее в лесу, с лихими заносами на крутых поворотах. Я как-то нашел фотографии того автомобиля, и нас, подростков, торжествующе позирующих вокруг нашего «танка», руки в карманах, сигареты в зубах. Мир принадлежал нам. Мы были избалованными детьми.
Мой дядя Чекко, младший брат моего отца, и его жена Таня, актриса кино, известная под псевдонимом Одиль Версуа, при случае также останавливались в доме Компьень. Когда они приезжали, из моего окна открывался вид на комнату гувернантки, заботившейся об их детях. В течение трех лет эта гувернантка была для меня самой красивой женщиной в мире. Я улавливал каждый проблеск ее силуэта через матовое стекло в окне ванной комнаты, а затем грезил о ней всю ночь. Однажды вечером, сходя с ума от желания, я прошел на цыпочках два лестничных пролета, разделявших наши комнаты, потом прополз по проходу к ее спальне, расположенной в самом конце коридора. Она уже собиралась лечь в постель. Я мог видеть ее тело через ночную рубашку. Я просто стоял там, смущенный и скованный. Наконец, невероятно застенчиво, я сказал, что страдаю от головной боли. Она дала мне аспирин, я возвратился наверх, поджав хвост.
Во время учебы в Париже я проводил будни в Эколь Боссюэ, школе-интернате, управляемой монахами, одетыми во все черное. У нас была месса каждое утро, обед в столовой, а остаток дня проходил под наблюдением монахов. Мы посещали занятия сначала в лицее Монтень, потом в лицее Луи-ле-Гран[20]. Время от времени мне приходилось служить послушником, что, впрочем, никогда не вызывало у меня особого энтузиазма.
Однажды утром мы c несколькими друзьями украли весь неосвященный хлеб для причастия. Мы покончили с ним к тому времени, когда возвратились к нашей церковной скамье. Полный успех настал, когда старый священник прибыл, чтобы праздновать евхаристию[21]... Все вокруг остановилось.
Игумену Боссюэ, Кэнону Гаранду, было за восемьдесят, он еще учил моего деда. Он уже был директором, когда мой отец учился там. Однажды я стоял у окна на седьмом этаже, вооруженный воздушным шаром, полным воды, в окружении своих друзей. Я взял игумена на прицел, он как раз пересекал двор, возможно, размышлял о непознаваемости жизни. Свист... всплеск! Ракета описала идеальную траекторию и взорвалась, облив рясу. Миссия выполнена!