Он пожал плечами и отвел взгляд.
Теперь я точно знала: что-то изменилось. Я же помнила непроглядную черноту его глаз, когда в прошлый раз он впивался в меня яростным взглядом: эти глаза отчетливо выделялись на фоне бледной кожи и рыжеватых волос. А сегодня у него были глаза совершенно другого цвета – необычного, охристого, темнее, чем цвет жженного сахара, но с тем же золотистым оттенком. Я не понимала, как такое возможно – если, конечно, он не соврал про линзы. Или просто Форкс свел меня с ума в буквальном смысле слова.
Я опустила глаза. Эдвард снова сжал пальцы в кулаки.
Мистер Баннер подошел к нашему столу, выяснить, почему мы бездельничаем. Заглянув нам через плечо и увидев заполненную таблицу, он начал проверять ее.
– Эдвард, может, стоило дать Изабелле возможность поработать с микроскопом? – спросил мистер Баннер.
– Белле, – машинально поправил Эдвард. – Вообще-то она определила три препарата из пяти.
Мистер Баннер перевел взгляд на меня, его выражение стало скептическим.
– Ты уже выполняла эту работу? – спросил он.
Я смущенно улыбнулась.
– Но не с препаратами лукового корня.
– С бластулой сига?
– Да.
Мистер Баннер кивнул.
– В Финиксе ты училась по программе повышенной сложности?
– Да.
– Ну что же, – помолчав, продолжил он, – хорошо, что на лабораторных вы сидите вместе, – он невнятно добавил еще что-то и отошел. Я снова принялась черкать в тетради.
– Обидно получилось со снегом, верно? – спросил Эдвард. Мне показалось, что он заставляет себя поддерживать со мной разговор о пустяках. Паранойя снова захлестнула меня. Он как будто подслушал наш с Джессикой разговор за обедом и теперь пытался доказать, что я не права.
– Вообще-то нет, – честно ответила я вместо того, чтобы притворяться нормальной, такой же, как все. Я до сих пор пыталась отделаться от дурацких подозрений и не могла сосредоточиться.
– Ты не любишь холод. – Он не спрашивал, а утверждал.
– И сырость тоже.
– Тяжко тебе приходится в Форксе, – задумчиво проговорил он.
– Еще как, – мрачно буркнула я.
По какой-то невообразимой причине мои слова заинтересовали Эдварда. Его лицо мешало мне сосредоточиться, и я старалась смотреть на него не чаще, чем требовала вежливость.
– Зачем же ты сюда приехала?
Об этом меня еще никто не спрашивал – по крайней мере, напрямик, требовательно, как он.
– Это… сложно объяснить.
– А ты попробуй, – настаивал он.
Я помолчала, а потом сделала ошибку – посмотрела ему в глаза. Эти темно-золотистые глаза смутили меня, и я выпалила, не думая:
– Моя мама снова вышла замуж.
– Пока что все понятно, – отметил он с неожиданным сочувствием. – Когда это случилось?