– Послушайте, – выдавила я, – мне кажется, вы ошиблись.
Герцогиня попыталась улыбнуться, но получился вымученный оскал.
– Девочка, мое сокровище…
– Да ну с чего бы мне быть вашим сокровищем, – буркнула я.
Женщина вздохнула и погладила меня по щеке – мягко, нежно… но я бы предпочла, чтобы так меня гладил Винсент, а не эта совершенно незнакомая мне дама.
– Ваш наставник представил мне неоспоримые доказательства того, что именно тебя подбросили на порог деревенского дома, – сказала она, все еще заглядывая мне в глаза.
– И… какие же?
– Пеленки. Пеленки с нашим гербом. – Она всхлипнула и судорожно выдохнула. – Та женщина… она их, оказывается, хранила как приданое своей дочери. Дорогое белье не выбрасывают… Ильсара. И она же рассказала мастеру Бристу, что именно тебя она нашла в этих пеленках. Моя бедная девочка! Сколько ты натерпелась…
Я уставилась на нее. Ну не может же быть этого! Просто не может!
– Подождите… не знаю, как вас зовут, герцогиня…
– Мама, я твоя мама, – запинаясь, подсказала она и схватила меня за руку. Как назло, именно там, где кожа была сведена кандалами.
– М-м-м… – Я споткнулась об это, казалось бы, самое простое слово. Я не могла его сказать этой женщине.
– Так вы… Вы правда уверены в том, что я… и Тибриус… и вы…
– Ты – моя дочь, – твердо повторила она. – Теперь, когда я смотрю на тебя… Ты – вылитая я двадцать лет назад. Вот, посмотри.
Она засуетилась, достала откуда-то медальон на цепочке, раскрыла его и подала мне. Там оказалась миниатюра, где была изображена… Ну не я, конечно. Но девушка, очень на меня похожая. Те же глаза, тот же нос, те же скулы. Великие Все!
В груди стремительно разливалось пламя, грозящее перерасти в бушующий вихрь. Неожиданно, н-да. Герцогиня! Оказывается, я – герцогиня, вернее, была бы ей, если бы не частица духа Пробуждения, во мне застрявшая!
Взгляд, помимо воли, скользнул к ухоженным белым рукам этой женщины. Вот она, сидит передо мной, такая самодовольная, холеная… А на что мои руки были похожи, когда я сюда попала? На что я была сама похожа? На чучело огородное, которое ночевало в амбаре, чтобы не замерзнуть.
Внутри меня словно кислотой обожгло, и я вдруг вспомнила, о чем говорила Альберту, Габриэль и Аделаиде. О том, что если встречу свою мать, то плюну ей в лицо.
…Не получилось.
Я просто струсила – как это, плеваться в герцогиню, в такую красивую, словно с картинки? Крестьянки не плюют в аристократок, они им кланяются. Это мне вбивали в голову всю мою жизнь.
И поэтому я просто замерла, сидя на кровати, а госпожа герцогиня все стояла на коленях, вцепившись мне в руки, и смотрела… Так смотрела, как будто хотела сожрать одними глазами, впитать меня в себя, поглотить.