– Это, простите, как случилось с Флавией? – снова спросил Альберт.
Улыбка медленно сползла с лица Шезми, словно старая краска.
– Да, говорят, с ней случилось именно это. Но, поскольку никто никогда ее больше не видел в Долине, мы не можем знать наверняка. Когда мы будем выходить в Долину, вам придется проявить всю осмотрительность, чтобы вернуться. Ходить будем парами. В дальнейшем каждому из вас подберут пару, наиболее подходящую по характеру вашего дара. Эту совместимость хорошо видит мастер Шиниас.
– А как можно увидеть, что близка аномалия? – неуверенно пискнула Габриэль.
– Это просто, – Ригерт пожал плечами, – души, попавшие в аномалии, ведут себя соответственно. Если увидите человека, застывшего, как статуя, значит, его закольцевало или вообще его время превратилось в точку. И, к сожалению, вернуть его уже невозможно.
– А остальные? Выходит, они знают, сколько времени прошло? И понимают, что впереди бесконечность? – несмело спросила я.
Тибриус ар Мориш демонстративно фыркнул, словно услышал несусветную глупость.
– Если такие и есть, то для них время очень сильно замедляется, – ответил Шезми. – Даже если нет провалов, то… По сути, как мы определяем, что прошло время? Изменяется что-то вокруг нас, и изменяемся мы сами. В Долине Сна не меняется ничто и никто. Поэтому даже те, кому посчастливилось – или, наоборот, не посчастливилось остаться в области прямолинейного времени, совершенно не могут сказать, сколько этого самого времени они там провели.
И он умолк, задумавшись. Потом улыбнулся мне и продолжил:
– Давайте поговорим теперь о пространстве.
Как выяснилось, с пространством в Долине Сна дела обстояли еще веселее. Пространство, как объяснил Ригерт, было полносвязным. А это значило, что, умеючи, из любой точки Долины можно переместиться в любую другую точку, не тратя при этом время, даже то, долинное. Это очень на руку, когда привязка к чьей-то затерявшейся душе уводит непонятно куда и кажется, что искать эту душу придется годами. Нет. Настоящий сноходец может потянуться за привязкой и во мгновение ока перенестись хоть через всю Долину, и точно так же вернуться обратно к точке входа.
– Все это мы опробуем уже через несколько занятий, – пообещал Ригерт, – но напоследок я бы хотел напомнить вам еще и о хоршах.
Я невольно усмехнулась. О, в деревне любили говорить об этих тварях, говорили много и со вкусом: проклиная соседа, который украл с огорода тыкву, пугая непослушную дочь, напутствуя муженька, отправляющегося в пивнушку. Конечно, хоршей никто и никогда не видел в глаза, но, по описаниям, твари эти были жутчайшими: с когтями, раздвоенными копытами, рогами и свиным пятаком, обязательно в мохнатой волчьей шкуре и с глазами, подобными горящим углям.