— Там было душно, — запротестовала я.
— Стася, — мама осторожно сжала мою ладонь. — Там не было душно. Тебе просто стало плохо.
— Это усталость после перелета, — заупрямилась я. — Возможно, я ещё сильно перенервничала из-за ссоры с той женщиной.
— С какой женщиной? — удивилась мать.
— Ну, полная такая. Не знаю, как её звали.
Нет, это точно была не галлюцинация. Это переутомление, а не подкрадывающаяся ко мне шизофрения или что-то в этом роде, не могла я придумать себе эту хамку.
— Ирина Степановна, очевидно, решила скрыться с места преступления, — нахмурившись, произнес Анатолий Игоревич. — Она всегда убегает, когда доведет кого-то до нервного срыва, и цепляется к каждому. Но это не повод падать в обморок, Станислава.
Я поморщилась. Ну мало ли, что со мной случилось! Я просто слишком переживала в последнее время, почти не отдыхала, вот и закружилась голова немного. Духота, стресс, ещё и ссора с этой женщиной, всё сложилось вместе, а результат немного напугал маму и врача. Ничего, я совсем скоро приду в норму, падать в обмороки больше точно не буду.
— Со мной всё в порядке, — твердо промолвила я. — Мне нельзя болеть! А тебе, мама, точно нельзя обо мне переживать. Тебе же ещё ложиться на обследование. Так ведь, Анатолий Игоревич?
Но мама была непреклонна.
— Пока мы не узнаем, что с тобой, Стася, я могу и подождать, — твердо произнесла она. — Мне надо, чтобы ты была здорова. А всё остальное — это мелочи.
— Твоё здоровье — это не мелочи!
Тем более, что если я своё и посадила, то только ради того, чтобы маме было хорошо. Только об этом ей говорить нельзя, иначе она только лишний раз разволнуется и доведет себя до такого состояния, что лечить придется нас обеих. А у нас кроме друг друга больше никого и нет.
Анатолий Игоревич не считается.
Мне даже позвонить было некому, чтобы меня забрали и довезли до дома. А маму за руль я ни в коем случае не пущу, этого только не хватало.
— Я уверена, это просто от переутомления, — твердо промолвила я, решительно садясь. — У меня даже не кружится голова!
Голова действительно не кружилась, а вот тошнота осталась. Я даже грешным делом подумала о том, что случайно отравилась где-то. Или это от голода? Ведь я почти ничего не ела в последние дни, всё не было аппетита, по большей мере хотелось спать, да и только. Всё-таки, пора перестать так сильно нервничать, не то я в самом деле загоню себя в гроб быстрее, чем сумею окончательно вылечить маму.
И все старания пойдут прахом.
Дверь распахнулась, знаменуя прибытие медсестры, и я с надеждой взглянула на Елену — так, кажется, её звали, — рассчитывая на то, что сейчас с анализами всё будет хорошо, и меня просто отпустят домой. Но женщина не проронила ни слова, может быть, потому, что должна была ещё идти к другим пациентам, и просто вручила лист в руки Анатолию Игоревичу. А потом развернулась и ушла.