Я слышала, как он громко хлопнул дверью. Через несколько минут и подъездная ответила таким же грохотом, обозначая, что отец вылетел на улицу. Завизжала машина — очевидно, он догадался пнуть ногой колесо, — но у меня не было ни малейшего желания подходить к окну и смотреть, всё ли там в порядке.
Я вообще с трудом держалась на ногах, если честно.
Уверенным движением оттолкнув мамину руку, я с трудом дошла до дивана, села на него и закрыла глаза, мечтая сейчас провалиться в сон или и вправду потерять сознание. Но реальность не спешила расплываться перед глазами и никуда не исчезала. Мир будто ставил меня перед фактом, что я вынуждена буду воспринимать его таким, каким он есть.
И за это я была готова возненавидеть всех.
Я слышала голоса матери и Анатолия Игоревича будто бы издалека. Мама благодарила его за то, что подвез, что всё-таки не оставил её в такой неприятной ситуации, мужчина, кажется, отвечал, что ему было совсем нетрудно помочь, пусть мама обращается, когда ей будет угодно, он всегда готов помочь…
Мне показалось, что они, стоя в коридоре, на несколько секунд умолкли, просто глядя друг другу в глаза, но я не нашла в себе ни сил, ни любопытства, чтобы встать и удостовериться в этом.
Вместо этого просто легла на диван и крепко зажмурилась. Но легче не стало, перед глазами тут же вспыхнул образ Олега.
И Викки, сидящая на поручне кресла и льнущая к мужчине.
Неужели он настолько слеп? Не видел, как эта дрянь смотрела потом на Алекса, буквально слюнями истекала! Да Вольный не раз мне говорил: это насколько надо себя не уважать, чтобы мечтать о подобной женщине?
У него Викки вызывала только стойкое отвращение. Но у Олега, очевидно, нет, если даже после измены, после того, как она собственноручно уничтожила его, растоптала, отобрала всё, простить. простить и вновь пригреть эту змею на груди.
Ненавижу! Всех, и Олега, и Викки, и отца своего, который меня втянул во всё это. Будь они прокляты со своими деньгами, со своими.
Я услышала, как хлопнула дверь, должно быть, обозначая уход Анатолия Игоревича. Мама тихонько подошла ко мне, присела на краешек дивана и осторожно коснулась моей руки.
— Стасенька.
— Я сделаю аборт, — прошептала я. — Я не стану рожать этого ребенка. Мне он не нужен. И его отцу он не нужен. Гори оно всё пропадом.
— Стася, — мама наклонилась, обнимая меня. — Послушай. Нельзя так быстро принимать подобные решения. Тебе надо хорошо всё обдумать.
— Мне не о чем думать! — почти прорычала я. — Я не хочу этого ребенка! Я его ненавижу! Я всех ненавижу! — я всхлипнула.