Холера ослабевала со дня на день и теряла постепенно свой острый характер. К концу июля новых заболеваний не было. Повеселели все, даже и те, которые понесли существенные потери. Борьба за существование всегда эгоистична.
Около половины августа последовала торжественная отправка тела вел[икого] князя в Петербург. Оно было заключено в три гроба, из коих один был свинцовым. Поход двинулся из собора через площадь, по Смоленской улице к заставе. Общий трезвон во всех церквях и пушечные выстрелы, последующие чрез каждую полуминуту, сливаясь вместе, носились над городом в виде одного непрерывного и только вибрирующего гула. За гробом шла оставшаяся вдова в черном платке с длиннейшим шлейфом, который нес на руках какой-то камергер, кажется, кн[язь] Голицын. За нею следовал молодой кирасирский офицер в белом мундире и высокой каске с лошадиным хвостом – сын покойного князя, тот самый, которого он по приезде в Варшаву ввел с собою и его матерью на бал к графу Немоевскому, рекомендуя: «Comte, ce sont mon fils et sa mère»[144]. Духовенство впереди шло православное, за ним католическое разных орденов, в конце униатское – базилиане и приходские священники. Улицы и площадь были оцеплены с обеих сторон рядами солдат. Весь город был на ногах, и толпа народа тянулась за гробом по крайней мере на расстоянии полуверсты. За Смоленской заставою поход остановился, балдахин был снят с гроба, гроб покрыт толстою непромокаемою тканью и впряжены в воз почтовые лошади, которые скоро с гробом скрылись из глаз среди обширной березовой рощи, находящейся верстах в двух за городом.
Через дня три уехала в Петербург и вдова вел[икого] князя. Она взяла с собою духовником ксендза Уссаковского, который вскоре возвратился в Витебск с известием о ее смерти.
Что-то фаталистическое встречается в жизни Константина Павловича. Он умер в Витебске, где в 1814 г., проходя с гвардиею, раздраженный богатством красавицы Белявской, замеченной им на балконе гостиницы, содержимой ее отцом и скрывшейся от его поисков за Витьбою, в деревне Юрковщине, пустил своих солдатиков погулять на один часок по городу. Витебск долго помнил и никак не мог забыть эту гульбу – настоящий разгром. А бежал он из Варшавы, где в том же 1814 г. взывал к полякам: «Réunifiez-vous autour vos drapeaux, que votre bras l’arme pour la défense de votre patrie et la conservation de votre existence politique»[145]. Еще более: в числе офицеров польских, проводивших в[еликого] князя до Немана, был какой-то Белявский, кажется, брат витебской беглянки, бывший потом студентом, про которого распевали в Вильне: