Он взялся за оконную раму.
В растворе окна показалось длинное бледное лицо и густая шапка темных волос.
— Да не стучи ты так, понял, тут полицейский блисско. — Свистящий шепоток Роберта прерывался от волнения. — Только что просскочил, ис-са ворот поглядел. Да не ссуйся ты, — это был уже безголосый визг, — окно сскрипит.
Энтони молча юркнул в окошко. Его сердило, что Роберт тормошится, как маленький, но сердило так, мимоходом. Он привык к неспокойному поведению друга и давно уже приноровился к нему.
Соскочив на пол, он шептать не стал, а приглушенно спросил:
— Тебя-то полицейский не видел?
Но Роберт уже забыл про полицейского. У него это и выговорилось единственно от волнения. Теперь он сказал:
— Балда, чего ты копался — я уж думал, ты вообще не придешь.
Энтони ничего не сказал. Он оглядывал комнату в лунном свете.
— Ну как, рад, что пришел? — выдохнул Роберт, яростно почесываясь сквозь пижаму. Он широко улыбался и глядел на Энтони: тот отвечал суровым взглядом. Оба безмолвствовали. Неясно было, что дальше говорить, что делать. Они забыли, как у них намечалось. Взгляд Энтони скользнул по струйке лунного света через весь пол к каминному коврику и набрел на свечку, влепленную в чашке, на бутылку лимонаду, большую жестянку фруктовых консервов, глубокую тарелку и две ложки. Роберт вслед за ним поглядел туда же и снова зашушукал:
— Пирушка, ссмотри, у меня вссе готово, давай, чего дожидаешься?
Он задернул занавески, зажег свечку и уселся на коврик.
— Некогда нам бездельничать — вон сколько съесть, надо. Два фунта в этой банке.
Энтони молча занял свое место по другую сторону свечки. Роберт не сводил с него темных искристых глаз-щелочек; щеки его разрумянились от возбуждения. Он подавлял смех, но стоило ему помолчать, как губы разъезжались и подергивались. И он быстро заговорил снова, небрежно и отрывисто, как бывалый гуляка-полуночник:
— Разопьем, что ли.
— Спасибо.
— Железная была мысль, понял, сскажешь, нет?
— Какая?
— Та ссамая.
Энтони на это ничего не сказал. Дело было мировое, нешуточное, и нечего болтать.
Роберт еле справился с разъехавшимися губами.
— Ну давай приложимся, гони штопор, понял?
— Какой штопор?
— Да ты што, понял, я же тебе ссказал: возьми штопор.
— А сам говорил — у тебя есть.
— Нету у меня — он в сстоловой, а там пол жутко сскрипит.
— Да ладно, обойдемся ананасами — они как у тебя, целыми ломтями?
— Откуда я тебе их возьму, на рождество ссъели — это перссики, понял — открывалку-то хоть принес?
— Какую открывалку?
Держа банку в обеих руках, Роберт шарил взглядом по полу. Он сердито хмурился, но на губах у него все так же играла улыбка.