С этой минуты начинается настоящее падение преступника, настоящее принижение обездоленного.
Можно положительно утверждать, что при таких условиях огульное содержание разного рода арестованных даёт, во всяком случае, более рецидивистов, нежели полная безнаказанность и даже удачное сокрытие преступления.
Да и как возможно иначе? Что общего, например, между этим подслеповатым малым, попавшимся уже в третий раз, и на этот раз — за кражу из богатой квартиры с помощью подобранного ключа, кражу, которую он, пользуясь пребыванием хозяев квартиры на даче, совершил с замечательной дерзостью и ловкостью среди бела дня, в продолжении нескольких дней подряд, вынося постепенно всё наиболее ценное, и попавшийся только благодаря случайному возвращению хозяина, — что общего между ним, дерзко выдавшим себя дворнику за присланного самим хозяином (что подтверждал и ключ, бывший при нём), пытавшимся в решительную минуту улизнуть из третьего этажа по водосточной трубе, а теперь упорно отрицающим свою виновность, несмотря на массу обличающих улик, — что общего между этою «красой и гордостью» целой воровской шайки и другим, лежащим рядом с ним на койке, юношей лет восемнадцати, который обвиняется в покушении на убийство своего отчима, терзавшего его, как плантатор негра? Этот мальчик до сих пор без ужаса и слёз не может вспомнить о страшной минуте, когда он, в отмщение за новый клок выдранных волос, на удачу пустил ножом, бывшим у него под рукой. А между тем, двадцать четыре часа в сутки они лежат рядом, и не думаю, чтоб без влияния друг на друга.
Но это ещё не пример.
Здесь, по самой сущности различая характеров, вряд ли возможна какая-нибудь нравственная ассимиляция.
Другое дело — эти глуповатые разинутые рты «бродяжных», обступивших знаменитого «ходока» Лукшу, судящегося чуть ли не в пятый раз. Они на лету ловят каждое слово, которыми их удостаивает этот будущий князь Гакчайский.
«Отставной музыкант» Лукша, совершивший на своём веку много ловких мошенничеств и краж, известный полиции под разными именами, заарестованный на этот раз врасплох «как бродяга» только благодаря чуткому нюху ловкого сыщика, который, зная его в лицо, сам чуть не принял его за важного барина, каким тот себя выдавал; этот Лукша, некоторым образом оракул целой каморы. Молокососы же, пуще других упивающиеся его сладкогласием — трое безбородых учеников-мастеровых, повинные лишь в том, что, отбив от пристани чужую лодку, отправились на ней самовольно кататься «к взморью» и были задержаны затем «в безобразно пьяном виде».