Арестуемые при «полицейских домах» никоим образом не могли, да едва ли и теперь могут считаться «случайными» и ещё менее «кратковременными» арестантами.
Не говоря уже о «подследственных» арестантах[145], содержавшиеся здесь месяцы и годы, и все остальное огромное большинство арестуемых «для следования» и «препровождения» точно также отсиживают здесь немалые сроки. Каждое арестуемое лицо обязательно вызывает о себе «переписку» в виде справок на месте родины и т. п., и одно это уже обеспечивает ему более или менее продолжительное «лежание на брюхе» в одной из общих камер, если только, по счастью, доставленную «личность» не сопровождает «особое отношение», приводящее обязательно прямо в «секретную».
Мы уже упоминали, что разделение арестуемых «по категориям» в полицейских домах, благодаря самому устройству мест заключения, представлялось часто фиктивным.
Как бы не был нравственно потрясён любой, только что задержанный «новичок», как бы ни был он искренно способен к раскаянию, часто вызываемому в человеческой душе, как необходимая реакция впервые совершенному преступлению, — стоит только ему переступить порог «полицейского дома» — всякие тяжёлые раздумья и угрызения совести как рукой сняло. Приветливо и радушно улыбающиеся лица новых товарищей немедленно успокоительно действуют на душу самого незакалённого грешника; ему достаточно сутки подышать здешней атмосферой, прислушаться к окружающим его толкам, чтобы окончательно примириться с постигнувшею его участью, взглянуть на себя, как на достойного члена, хотя и не безукоризненного, но зато никогда не унывающего общества, где все ребята тёплые, друг друга не выдают, над всяким хитроумным полицейским стражем посмеиваются и, при случае, в грязь лицом не ударят.
Где тут размышлять и терзаться над собственным падением или несчастием, — другие интересы разом выдвигаются услужливыми товарищами на первый план. Начинается отупелое гуртовое лежание на брюхе изо дня в день, приправляемое заправскими анекдотами о взаимных похождениях, обсуждаются и дебатируются разные юридические тонкости и ухищрения; злобой дня становится забота о пустых казённых щах и крутой каше, поток свежих впечатлений ограничивается сообщением друг другу «придворных» известий: о сожитии смотрительской кухарки с пожарным унтером и т. п.
Словом, как бы ни были серьёзны мысли и глубоки чувства, неминуемо возбуждаемые в душе каждого человека первым невозвратным шагом на пути нравственного падения или свалившимся на него нежданно несчастьем, как бы непримиримо по отношению к собственному проступку ни были натянуты лучшие струны в душе человека, впервые сознавшего себя отверженными от людей, здесь на помощь являются услужливые руки, которые до тех пор станут наигрывать на этих душевных струнах, пока, наконец, к всеобщему удовольствию, они не попадут в общий аккорд и не станут затем навсегда издавать желанного бесформенного гула.