— Ну, скажи по совести, — спрашивал его купец, — ведь ты взялся бы вести дело против отца родного?
— Наша обязанность такая, ха, ха, ха, если можно сорвать куш, какое хотите дело возьмем.
— И сирот разденете, по миру пустите?..
— Если на законном основании, ха, ха, ха!
— Ах вы…
— Ха, ха, ха!..
— Ну, так с меня сколько же сорвать хочешь?
Купец говорил ему «ты», а он почтительно «вы». Они поторговались, рассчитались и встали.
В зале никого не осталось. Я пошел к «товарищам», которые продолжали еще пить в кабинете. Там оказался и «старшой».
— Ну, новичок, успел уже нажить?
— Да у этих подьячих наживешь, — ответил за меня Семён, — поди, гривенника не получил?
— Ни гроша, — подтвердил я.
— Вот и служи таким архаровцам. Так и смотри, что с тебя возьмут на чай!..
— Ну, вы тоже младенцы! Поди маху дадите! Тоже палец в рот не клади, — заметил «старшой».
— А то, что же, зевать? Наше дело такое: прозеваешь — сиди на бобах!
— Как вы вчера компанию-то из цирка обработали?
— По два целковых на брата пришлось!
— Расскажите, в чем дело? — обратился я к «коллеге» с бакенбардами.
— Да ничего особенного. Они заказали крюшон, потом другой, третий. Угощали актерок каких-то. Мы им первый-то крюшон сделали как следует, а второй и третий на простом спирту из сорокакопеечного красненького, с апельсинами и сахаром. Они и не расчухали, а взяли с них по семь с полтиной, да еще обсчитали на четыре рубля в итоге.
— Важно. И не спорили?
— Какой спорили! Они все хотели платить; мы чуть с троих не получили по тому же счету! Жаль, не очень перепились, а то получили бы!..
— А буфетчик разве не смотрит?
— А что он может смотреть? Мы за буфет марки платим, почем он знает, кто и сколько подал в такой-то кабинет? Мы служили тогда вчетвером, все подавали, поди разбери, что было подано. Ведь компаний в ресторане много, разве буфетчик может уследить, кому что подавали? Мы его (буфетчика) счет писать заставляем; говорим ему — он пишет; что скажем, то и напишет. Тут никто ничего не разберет.
— А если бы завести такой порядок, как в Выборге? Там гости расплачиваются только с буфетчиком. Слуга говорит, сколько чего он подавал, а буфетчик получает.
— Ну, тогда нам всем могила! Кто же тогда будет служить без жалования!
Пробило три часа.
День тянулся без конца. Работы никакой. И зачем все официанты приходят с утра, когда нечего делать? Отчего не завести дежурство?
— А что ж дома-то делать? Здесь нет-нет да и перепадет какой-нибудь заработок. По крайней мере, сыты. Сейчас нам обедать дадут. Вот в больших ресторанах: у «Палкина», в «Ярославце» или в кафешантанах, там собираются вечером, а день спят; зато и харчей не полагается, а у нас обед дают. Сходите-ка на кухню.