Практически никакой другой наземной живности из-за червей на острове не осталось. Выжили только совсем уж мелкие особи, которых страшные беспозвоночные не смогли достать. А вот разные воздушные обитатели водились в изобилии. Их разноголосые крики слышались с разных сторон. Однако к теплоходу пернатые приближаться опасались. Академик стоял на палубе лайнера и смотрел в непроглядную темень, словно с чем-то прощаясь.
В бухте качка ощущалась не так сильно, но вот жара после пары часов относительной прохлады вернулась еще более страшная. Специальные кители уже практически не спасали. Да и они у всех практически выработали свои ресурсы. Системы кондиционирования теплохода тоже работали с большим напряжением, и постоянно происходили сбои. Когда Михаил укладывался спать, ему в голову пришла мысль, что такими темпами океан закипит еще быстрее, чем предполагает Аугенталлер. Им самим будет очень тяжело протянуть оставшееся до окончательной эвакуации время. Мысль оставаться на Тихом Омуте и дальше академику в голову уже не приходила.
Ночь Литвиненко снова провел ужасную. Нудный барабанный бой в голове (БУМ… БУМ… БУМ…) постоянно нарастал. Потом вдруг обрывался, принося пару минут облегчения, а затем начинался снова. И вспышки, бесконечные солнечные вспышки в мозгу и глазах посреди безразличной темноты ночи. Всполохи, предвещающие только боль и страдание.
Разбудил молодого ученого истошный крик княжны Долгополовой. Судя по направлению, она находилась в салоне-гостиной. Литвиненко бросился на дверь каюты с намерением во что бы то ни стало ее выломать, но она оказалась незапертой. Михаил побежал на крик и замер в изумлении, решив, что еще не проснулся до конца.
Океан издавал равномерный барабанный бой (хорошо хоть не нарастающий!), а солнце планомерно посылало на землю сигналы – те самые вспышки, которые постоянно приходили в снах. Сейчас они были не такими ослепляющими, но все равно резали глаза. А в совокупности с нудным барабанным боем океана («это же ЭлЩиты издают такие невероятные звуки!» – внезапно осенило академика) всполохи небесного светила сводили с ума.
И это не было образным выражением. Оглядевшись, Михаил понял, что причина крика княжны Долгополовой не в барабанном бое или вспышках – с разных сторон на палубу с отрешенными лицами и, не сводя с солнца Тихого Омута, своих слезящихся, красных, давно уже мертвых глаз, выходили бандиты.
Они, в полном безмолвии и не сговариваясь, спускались по трапу с палубы теплохода на сушу и уходили вглубь острова, идя строго по прямой и лишь осторожно обходя деревья. Вся немногочисленная оставшаяся живность атолла, включая смертоносных червей, попряталась в укрытия. «Или уже мертва», – горестно подумал Михаил.