— Так и перещелкают по одному, — вздохнул молоденький щуплый красноармеец.
— По два, — мрачно поправил пожилой, костистый.
— Болота проклятые, вот они и гуляют, — не унимался молодой. — Попробуй обложи гадов, ежели их против нашего впятеро.
— Обложить, конечно, можно, — мрачно не согласился пожилой и объяснил: — Только матом.
Отряд догнали двое: голубоглазый курносый блондин двадцати годков в ладной шинели, лихо перетянутой в талии щегольским офицерским ремнем с пистолетом в новенькой кожаной кобуре, и полноватый сорокалетний военный с простым открытым лицом. Обойдя красноармейцев, они присоединились к командиру.
— Проверка в тюрьме была, товарищ Баранов, — объяснил ему полноватый. — Никак раньше не могли.
Баранов сказал задумчиво, будто самому себе:
— Который месяц этот Мещеряков с бандой вокруг Воскресенска рыщет, за кордон не уходит… Знать бы, что их держит…
Помолчали.
— Жалко ребят, — тяжело вздохнул полноватый.
— Жалко, — подтвердил Баранов.
— Слышь, товарищ Баранов, вы когда еще пополнение получите, — сказал голубоглазый курносый блондин. — Надо, чтобы мой взвод охраны вам помощь оказал.
— Это ты, Ямщиков, здорово придумал, — серьезно кивнул Баранов блондину и повернулся к полноватому: — У тебя там, Важин, сколько беляков сидит?
— Триста семьдесят шесть персон, — отрапортовал Важин.
— Вот вы их завтра же соберите, растолкуйте обстановку, — серьезно посоветовал Баранов. — Так, мол, и так, вы, ребята, посидите пока смирно, не разбегайтесь, хоть фронт рядом, а стража отлучится ненадолго, Мещерякова вашего ловить. Они — люди культурные, поймут.
— Шутки шутить и я умею, — насупился Ямщиков.
Важин укоризненно взглянул на Баранова.
— Да ты, Володя, не обижайся, — Баранов примирительно положил руку Ямщикову на плечо. — Сколько ни лютуй Мещеряков, все одно никуда ему от нас не деться.
На последней телеге рядом со стариком возницей примостился мальчонка лет десяти. Повернувшись к старику, он спросил:
— Деда, а ты помнишь, когда войны не было?
— Забыл, — односложно отозвался старик.
Шествие поравнялось с двухэтажным зданием ЧК — бывшим купеческим особняком. Возле украшенного каменными львами крыльца прохаживался иззябший часовой с винтовкой на ремне.
В одном из кабинетов пожилой чекист, сухой сутулый мужчина в круглых металлических очках и в потертом демисезонном пальто с маленьким бархатным воротником, присев на корточки, подбросил в «буржуйку» влажных березовых дров. Печь задымила. Сутулый мучительно закашлялся. Размяв худые плечи, он подошел к окну, прислонился к раме. Одно из стекол было заменено листом фанеры, другое, уцелевшее — в мутных дождевых потоках.