— Ну и о чём задумалась, голова моя бедовая? — прорычал леший, оказавшись совсем рядом со мной.
— А об том, Лешинька, что иногда мне просто везёт, — сказала честно.
— Сам поражаюсь, — леший тяжело опустился рядом, пододвинув клюку. — Только одно меня тревожит, Веся, что делать будешь, когда везение-то закончится?
— Не знаю… — прошептала я.
И леший того тоже не знал.
— С магом твоим озабоченным что? — спросил мрачно.
Я руку протянула, к клюке притронулась, да не видно ничего. И ведуньи и нежить Гиблый яр покинули, а потому и мне были не видны.
— Не знаю, — и сердце сжалось так. — Не знаю, что с ним. И где он не знаю тоже. Кровь чувствую, кровь, что на опушке леса Гиблого пролилась, и кровь та человеческая, а увидеть ничего не могу.
— Ох, Веся-Весенька, — вздохнул леший.
— А что, если поги… ранен? — о смерти думать не хотелось мне.
— Сама в то веришь? — прямо друг верный вопросил.
Вспомнила я архимага, силу его, как с ведьмой самой сильной из всех ведьм, разобрался влёгкую, да ведьмака же поймал, тоже без труда. Силён был Агнехран, очень силен… но это Гиблый яр, он не силой берёт, а коварством и подлостью.
Вздохнул устало леший, да и спросил:
— Что с клюкой было смотреть станем?
Мы могли. Всю жизнь её просмотреть могли, всю как есть, вот всё чему клюка была свидетелем, вот ровно то же и мы могли увидать. Да не хотелось мне, никак не хотелось. Хватило того, что моя первая клюка нам поведала, и страшно то было — умирала моя коллега по лесу Заповедному в лесу, клюка с ней рядом была да свидетельницей стала и смерти, и гниения, и трупа разложения. Хорошо у меня сон ведовской лесом заполненный, а иначе от кошмаров и не спала бы вовсе.
— Не хочу я, Лешинька, — призналась с содроганием.
— Ладно, сам гляну, — принял решение леший.
Хорошо лешего иметь, на него завсегда положиться можно. И я положилась. Лешинька клюку Гиблого яра взял, сжал дланью могучей, глаза закрыл.
А потом леший молчал. Хмурился и молчал. Долго молчал. И вот пока гневался да негодовал, оно как-то поспокойнее было, а теперь, когда молчал… морозец по коже пробирал так ощутименько, и напряжение. И испереживавшись, уж хотела сама посмотреть, что было, но леший клюку от меня отодвинул, и сказал властно:
— Не лезь.
И я лезть не решилась. Леший меня берёг, как мог берёг, от всего, что возможно оберегал, я то ценила всем сердцем, а потому не полезла. В молчании дождалась, пока леший заговорит.
И он сказал:
— Веся, а помнишь, злилась ты, на программу учебную, и на экзамены с зачётами, а пуще на правила, что соблюдать была обязана?