— Ну, что, милок, будешь распускать банду или погодишь, пока твои дружки не откупятся тобою за твои и свои злодеяния?
Он знал, что однажды может такое случиться: вывернут руки за спину, скрутят вожжами и выдадут гэпэушникам. Боялся такого оборота, и вот Надежда ткнула в самое сердце злой правдой. Задрожал Чухлай, как затравленный гончими вконец обессилевший старый волк, огрызнулся:
— Раскаркалась! Прижгу язык каленым железом! — и стремглав в двери.
Постояла Надежда, озираючись, посреди хаты. Порубанная в клочья гармонь… Торчит из-под кровати рукоятка шашки. Подошла, ткнула ее носком — подальше с глаз. Процедила сквозь зубы:
— Иди, кобзарь! Надумаю — позову.
Два дня думала. Зазвала к себе, заперла хату изнутри на засов.
— Садись! — показала на лавку.
Но потом долго сидела не шелохнувшись.
— Что ты за человек, Леня, — наконец вздохнула Надежда, — дивуюсь я на тебя… Хлопец и есть хлопец. Усы еще не подружились с бритвой. Тебе бы на вечерницах озоровать с девчонками… А ты какой-то не от мира сего. Вот стыдно мне перед тобою за свою жизнь, словно перед родным отцом за какую-то пакость. А я тебя могла порубать шашкой або выдать Филиппу Андреевичу с головой. Почему этого не сделала!
Леня поясняет:
— Ну порубали бы меня або батька Чухлай замучил — все равно за мною как была, так и осталась бы жизнь: поля с пшеницей, села и города с людьми, небо с солнцем и птицами. А что за Чухлаем? Пропасть. Черная и бездонная. Шага шагнуть назад некуда. Вот и не подняли вы руку на жизнь: на мою, на свою, на жизнь вашего детеночка.
— Может, ты и прав, — согласилась Надежда. Она опять надолго ушла в себя, раздумывая над тем, что сказал Леша. И сделала вывод, казалось бы, совершенно не вытекавший из его слов. — Какую полюбишь, будет счастливая-счастливая.
Леня смутился:
— Давайте, Надежда Степановна, поговорим о вашем деле.
Она возразила:
— Нет, кобзарюшка, не могу я с тобою про свои дела. Ты по годам мне как бы младший брат. Как же я тебе открою свои бабьи обиды и желания? Для такого разговора нужон человек постарше. Кто над тобою начальник? Не побоится прийти ко мне, пущай приходит.
Леня привел Савона Илларионовича.
При виде степенного седобородого ездового у Надежды глаза полезли на лоб.
— И этот святой старец тоже гэпэушник? — Она набросилась на него возмущенная: — да как же ты тогда отпевал усопших? Как исповедывал раненых? Умирали, надеялись, что ты им отпустил грехи, а ты ихние души заложил черту!
Готовясь стать матерью, она вдруг потянулась к богу, который, по ее разумению, мог творить добро и зло. Она страстно желала добра и своему будущему ребенку.