В хуторок Лесной, где в старое время размещалось лесничество, мы с Леней прибыли за полночь — голосили побудку первые петухи. В нескольких добротных хатах, рубленных непривычно для Донбасса из бревен, все спали, и только в крайней за плотными ставнями жил огонек.
Надежда Швайко встретила гостей на крыльце.
— Ох, — вздохнула она с облегчением, — страху-то натерпелась. И чего, дура, покликала сюда, выехала бы сама навстречу.
Вблизи я видел ее впервые. Несколько раз доводилось встречать в бою. Но разве там рассмотришь человека? Счет идет на доли секунды, зазевался — и ссадили шашкой с коня. Надежда одевалась хлопцем: шапка-кубанка из серого каракуля, короткая куртка, по краям отороченная тем же серым каракулем, кавалерийские галифе. А в хате передо мною стояла милая, чуточку смущенная женщина в длинном, до пола, модном в те годы темном платье. И это платье делало всю ее ладную фигуру еще более статной, даже величественной. Беременность округлила плечи, сделала плавными движения. Развязав «узелок», Надежда выкладывала из неге деревенскую снедь, переданную матерью, а я старательно перечислял имена родственников, приславших поклоны. Она слушала, потом удивилась:
— Як же ты их запомнил, не перепутал?
Надежда оказалась хлебосольной хозяйкой, выставила на стол все, что у нее было. Налила в стаканы вино.
— Сама я только понюхаю, а вы пейте, пейте, — сказала она, смущаясь.
— Может, вначале о деле? — предложил я.
Она закивала головой. Повернулась ко мне, в глаза смотрит. Явно волнуется. Перекинула из-за спины наперед одну из кос. Теребит кончик, расплетает и вновь заплетает.
— Що ж теперь будет с нами со всеми? Забрались на горячую сковородку: снизу печет, а выскочишь — в костер угодишь.
— Тем, кто добровольно порвет с бандой и сдаст оружие, амнистия, — я протянул ей принесенную листовку-обращение.
Надежда долго, внимательно рассматривала ее, как мне показалось, с каким-то тайным страхом. В ней жило сомнение. Скривилась в вымученной улыбке.
— Глазами ослабла… На-ка! — вернула мне обращение. — Буковки разбегаются перепуганными курами, не могу собрать в рядок.
У меня мелькнула догадка: «Неграмотная!» В те годы крестиками расписывалось пол-России, а в селах местный грамотей за определенную мзду читал письма и писал душещипательные ответы. Но… неумеющая читать Надежда! Это никак не вязалось с тем впечатлением, которое она производила. Савон Илларионович и Леня, внимательно наблюдавшие за нею и составлявшие для нас с Карауловым характеристику, отмечали, что Швайко пользовалась в банде заслуженным авторитетом, подчеркивали ее умение логически мыслить, обобщать факты, точно излагать свою мысль, а то, что она неграмотна, даже не заподозрили.