– Один и четыре!
– Это бессмысленно! – откликнулся Гипнос. – Возможно, это один большой квадрат, а все это – лишь ужасная шутка…
Энрике взглянул на таблицу. Девять квадратов. Один большой квадрат, объединяющий их вместе… и четыре квадрата, состоящие из четырех ячеек внутри схемы. 14.
Дрожащими пальцами он нажал цифру 1, а затем 4. Сотворенные квадраты с цифрами просели вглубь камня, а земля потянула его дальше вниз. Ледяная грязь застыла вокруг его плеч, когда яркий свет резанул его по глазам.
Засасывание прекратилось.
– Слава богам! – завопил Гипнос, подтягиваясь на локтях. Набрав полные горсти земли, Энрике наполовину выбрался наружу. Гипнос и Зофья ухватили его за руки, помогая выбраться, пока, наконец, он не шлепнулся на твердую землю, тяжело дыша.
– Ключ, – только и сумел выдохнуть он, глядя на надгробье. Сотворенный камень снова исказился. И теперь на нем возник адрес: Калле Трон, 77.
Огромный ключ, из тех, что отпирают двери загородных особняков, выпрыгнул из камня. Энрике изумленно смотрел на него. Он почувствовал, как Гипнос оживленно похлопывает его по спине, и услышал, как Зофья приказывает им немедленно уходить, и надежда расцвела в его сердце.
Ключ от безопасного убежища не был решением всех вопросов. Им по-прежнему надо было отыскать карту врат в храм под Повельей. Им по-прежнему предстояло сыграть на лире и спасти Лайле жизнь. А Энрике по-прежнему не знал, где его место… но чувствовал себя немного увереннее перед друзьями, когда обернулся к ним и сказал:
– Добро пожаловать.
Ночь напролет Северин вертел в руках божественную лиру, считая мгновения до рассвета. Он слышал, что члены Падшего Дома охраняют его комнату. Карминно-красные стены были усыпаны гранатами. Сотворенная люстра из красного муранского стекла слегка покачивалась под потолком. Здесь не было окон, но десятки свечей мерцали в бронзовых подсвечниках, и казалось, что красные стены лоснятся от крови.
В центре комнаты возвышалась золотая кровать на ножках в виде когтистых лап, под алым балдахином и застеленная алым шелком. Каждый раз, глядя на нее, Северин вспоминал другую кровать, высеченную изо льда и покрытую инеем и легкой паутиной. Он вспоминал, как Лайла сидела у него на коленях, глядя на него, словно богиня на молящегося.
В тот вечер он размышлял, подобно ли его прикосновение волшебному действию алхимии. Одно прикосновение, и она переставала быть золотой и далекой, словно рай, и становилась теплой, земной и доступной. Прикасаясь к ней, он ощущал ее сердцебиение под горячим бархатом кожи. Когда он приподнимался над ней, он видел, как расширялись ее зрачки, она прикусывала губу, которая наливалась алым соком, и ему отчаянно хотелось узнать, каковы эти губы на вкус. Даже сейчас этот вкус преследовал его. Розовая вода и сахар и едва ощутимый привкус соли в том месте, где она прикусила его губу, выдавив каплю крови и извиняясь перед ним за это в поцелуе.