Самый счастливый человек на Земле. Прекрасная жизнь выжившего в Освенциме (Яку) - страница 21
Я отправился прямиком в ту квартиру, которую мне пришлось оставить раньше, чем туда приехали мама с сестрой. Я надеялся, что родители и сестра все еще живут в ней. Сердце замирало то от радостного предвкушения встречи, то от страха, что их там нет. И действительно: в ней поселился другой человек, который ничего о них не знал. Тогда я связался с другом нашей семьи Дехертом: я был уверен, что он подскажет мне, где их найти. Они с отцом дружили много лет, и во времена моего детства в Лейпциге он часто приходил к нам в гости. Каждый год мы обменивались рождественскими открытками. В Брюсселе он занимал должность начальника полиции одного из округов и имел хорошие связи в правоохранительных органах. Отец полностью ему доверял. Они договорились, что, если члены нашей семьи потеряют друг друга, Дехерт всегда сообщит одним, где находятся другие.
Мы встретились в полицейском участке, и он предложил пойти в кафе, где можно было поговорить с глазу на глаз. Он сообщил, что родители скрываются за пределами Брюсселя, и дал мне их адрес. Сестра Хенни, в целости и сохранности, тоже жила с ними. Конечно, в оккупированной немцами стране понятие «целости и сохранности» было относительным. Но что тут можно было изменить? Куда еще податься? Нацисты были уже повсюду.
Этот добродушный католик имел слабое представление о том, что происходит в мире. И не понимал, что укрывать евреев у себя на чердаке незаконно. А может, и вовсе не знал, что такое еврей.
И вот мы снова все вместе! Как в старые добрые времена! Правда, наше нынешнее место обитания разительно отличалась от комфортной квартиры в центре Брюсселя, где я когда-то мечтал о нашем воссоединении. Мы занимали чердак в пансионе мистера Тохера, весьма пожилого джентльмена – ему было без малого девяносто. Этот добродушный католик имел слабое представление о том, что происходит в мире. А точнее, не имел вообще никакого. Он был слишком стар и редко выходил из дома. И не понимал, что укрывать евреев у себя на чердаке незаконно. А может, и вовсе не знал, что такое еврей…
Как бы то ни было, а укрытие у нас появилось. Больше всего меня огорчало, что родители находились далеко не в лучшей форме. После того как год назад отца избили бельгийские жандармы, его здоровье сильно пошатнулось. Он с трудом ходил, у него возникли серьезные проблемы с желудком, от которых он страдал до конца жизни.
Наше жилище состояло из двух тесных комнат. Туалета на чердаке, конечно, не было, и нам приходилось дожидаться ночи, когда другие постояльцы заснут, и спускаться этажом ниже. Наверное, в это трудно поверить, но дискомфорта мы почти не ощущали. Ведь мы были вместе. Тем более что отец сделал все возможное, чтобы наше скромное пристанище стало настоящим домом. Он отыскал где-то прекрасную мебель и покрасил ее в самые яркие, жизнерадостные цвета.