К тому же наказание еще не закончилось. Три часа мне пришлось простоять голым в тесной клетке, стенки которой были усеяны иглами, – на глазах у всех, кто проходил мимо. Когда я норовил упасть в обморок и начинал сползать, иглы впивались в меня и боль возвращала меня в сознание. Нацисты превратили мою спину в месиво. Следующие три недели я бродил по ночам или спал сидя, опершись на чью-нибудь спину. Когда одна спина переставала служить мне опорой, я падал. И начинал искать другую…
Среди заключенных были и те, кто шел против своих, – коллаборационисты, презренные капо, которых нацисты поощряли за доносы. Наш капо, еврей из Австрии, был настоящим выродком, чудовищем. Он отправил в газовые камеры множество людей за подачки вроде сигарет, шнапса и теплой одежды. Даже собственного кузена не пощадил – тоже отправил в печь!
Наш капо, еврей из Австрии, был настоящим выродком, чудовищем. Он отправил в газовые камеры множество людей за подачки вроде сигарет, шнапса и теплой одежды.
Как-то во время обхода он заметил шестерых пожилых венгров, которые прервали работу только затем, чтобы согреть руки у бочки для сжигания нефтяного кокса. А что еще им оставалось делать? Ведь заключенные работали без перчаток, и на морозе пальцы просто переставали шевелиться. Он записал их номера, что означало: всех шестерых ждет наказание плетью. А ведь для них это было почти равносильно смертному приговору! Я уже имел опыт в таких делах и знал, что перенесу экзекуцию намного легче. И крикнул капо, чтобы вместо них наказали меня. Он был полным ублюдком, но, к сожалению, не был полным дураком и понимал, что из-за «экономически ценного еврея» у него могут возникнуть неприятности. Тех венгров засекли до смерти. Самое ужасное – то, что он донес на них только из жадности…
После этого случая мое решение оставаться верным себе и сохранять достоинство еще более окрепло. Ох как это было непросто! Вступил в свои права голод. Он отбирал не только физические, но и душевные силы. В одно из воскресений, получив свою порцию хлеба, я отправился за тарелкой супа. А когда вернулся, хлеба уже не было. Кто-то из тех, с кем я жил в одном бараке, а может, и спал на одних нарах, украл мою еду. Некоторые скажут – что же тут такого? Люди пытались выжить, их можно понять. Я с этим не соглашусь. Да, в Аушвице выживали самые приспособленные, но не за чужой счет!
Я никогда не позволял себе забывать, что значит оставаться цивилизованным. Не видел смысла выживать, если ради этого мне придется стать дурным человеком. Я никогда не крал чужой хлеб, не причинял зла другим заключенным и делал все возможное, чтобы помочь своему ближнему.