Он, живой и невредимый, сидит и распивает кофе с пирожными в Бельгии!
Он рассказал, что с ним произошло после нашего расставания. Курт пробыл в укрытии, где я его оставил, два дня. А на третий он и те трое, что сидели в тайнике вместе с ним, услышали топот тяжелых солдатских ботинок. Вот и конец, решили они. Но потом, услышав русскую речь, пошли сдаваться. Потребовалось время, чтобы объяснить русским, что они просто безобидные заключенные: русские не знали немецкого, они – русского. Однако русских, находивших свидетельства нацистских зверств по всей Европе, переполнял праведный гнев. Поняв, что Курт и его товарищи по несчастью – жертвы, русские позаботились о них: накормили, одели и отправили в Одессу, где они оставались в безопасности до конца войны. Потом Курту удалось добраться из Одессы до Брюсселя на корабле – он оказался здесь за несколько месяцев до моего прибытия.
У меня нет слов, чтобы передать, как я был рад снова встретиться с Куртом! Ведь я был почти уверен, что он мертв и мы никогда больше не увидимся. Да, почти уверен – крохотная надежда все же теплилась! И вот – я больше не одинок в этом мире. Я потерял родителей и не знал, что стало с моей сестрой, но теперь моей семьей стал Курт. Мы могли продолжать идти и не сдаваться вместе! Сколько раз я терял своего друга – казалось, навсегда! – но потом обретал его вновь. И каждый раз это было настоящим чудом…
Мы отправились в центр для беженцев, где выдавали еду и пайки. И увидели очередь длиной во всю улицу. В ней стояли сотни еврейских беженцев, которые потеряли все.
И я сказал Курту: «Нам не стоит полагаться на благотворительность. Надо найти работу». Курт согласился со мной. Мы не стали стоять в очереди, а пошли в центр занятости и отказались уходить оттуда, пока нам не подыщут работу.
Как и наш приятель по лагерю Экзард Фриц Ловенштейн, Курт был опытным краснодеревщиком. Вскоре он стал мастером на небольшой мебельной фабрике. Я же наткнулся на объявление о вакансии инженера-прецизионщика, которого разыскивал мистер Берхард Антчерл, который намеревался открыть завод по производству инструментов для железной дороги. Он оказался добрым и щедрым человеком. Мы вместе съездили в Швейцарию, чтобы закупить все необходимое оборудование. И я, как Курт, стал мастером – под моим началом было двадцать пять рабочих.
Уже через неделю после нашего трудоустройства нам с Куртом удалось внести первый взнос за квартиру – отличную квартиру в центре Брюсселя. Мы разъезжали на машине, располагали деньгами, но даже при такой хорошей жизни нам порой было невесело. Люди по-прежнему с подозрением относились к евреям, которые казались им зажиточными. Антисемитизм не исчез. В нашем цехе я не раз слышал, как, разговаривая друг с другом, люди называют нас «жадными евреями», намекают на то, что я «отобрал работу у бельгийцев». И это было очень обидно, тем более что именно с подачи бельгийских властей я лишился родной семьи…