— Я не шпион, — сумел выдавить я из себя. Как ни странно, голос был хриплым, а слова приходилось едва ли не выплёвывать. — Не шпион, — повторил я. Близость смерти ещё туманила разум, и даже удар ботинком по рёбрам не привёл меня в себя.
— Так-с, — резюмировал капрал, — запираемся, значит. Ну-ка, подержите его, ребятки, сейчас я прочищу ему мозги. Пара хороших оплеух и не таким разум возвращала.
Меня подхватили солдаты, удерживая за плечи и локти. Бойцы похохатывали, уже предвкушая потеху. Капрал же нарочито медленно принялся поддёргивать рукава мундира. Но развлечению помешал командный голос, лязгнувший орудийным затвором:
— Отставить!
Капрал скорчил недовольную мину, однако быстро привёл в порядок форму и вытянулся во фрунт перед сравнительно молодым лейтенантом. Тот был типичным аристократом в идеально отутюженном мундире и брюках, о стрелки на которых можно порезаться. Даже тонкие усики по неистребимой моде молодых офицеров от аспиранта[8] до капитана или команданта. Не хватало только стека или тонкой тросточки в левой руке.
— За твои шпионом уже пришли, — тише и спокойнее, однако всё так же с холодом в голосе заявил офицер, пропуская вперёд человека в недорогом костюме и шляпе-котелке в сопровождении двух ажанов.
Я заметил, что один из патрульных полицейских носит на руках чёрные перчатки из тонкой кожи. Да и лицо его мне показалось знакомым. Помнить бы ещё откуда. Правда, выражение мрачного торжества, написанное на лице ажана, явно не сулило мне ничего хорошего, так что знакомство мы свели, скорее всего, при не самых приятных обстоятельствах.
— Обыскать, — велел детектив, и тот самый ажан в чёрных перчатках грубо прошёлся по моим карманам, освободив их от бумажника, часов-луковицы, пистолета, носового платка и, конечно же, окровавленного кинжала.
— Альбийский, стало быть, шпиён-то, — глубокомысленно изрёк капрал, но тут же умолк под испепеляющим взглядом офицера.
— Орудие убийства с собой таскать, — удивился детектив, бережно заворачивая кинжал в платок, — для этого надо быть круглым идиотом. Мог бы и остаться в комнате, не пришлось бы нам на крышу карабкаться.
Я уже достаточно пришёл в себя и был вполне в состоянии ответить ему, однако знал железное правило задержанного. Молчать, ни при каких обстоятельствах не открывать рта, потому что каждое сказанное слово обязательно будет использовано против тебя.
— Молчаливый какой, — усмехнулся детектив. — В машину его — в участке поговорим по душам.
Хорошо хоть, сразу не пообещал через табак пропустить[9].
Солдаты отпустили меня, однако ажаны знали своё дело крепко. Я даже дёрнуться не успел бы, имей такое желание, как они подхватили меня под локти и повели к двери, ведущей на верхний этаж дома. Наверное, мой недруг в чёрных перчатках просто мечтал, чтобы я хотя бы немного рыпнулся, что можно принять за сопротивление, но я не доставил ему такого удовольствия. Шёл сам, на тычки никак не реагировал и, главное, молчал. Слишком хорошо я знаю повадки наших патрульных — любое неверное слово или жест они истолкуют так, чтобы хорошенько приложить тебя дубинкой по рёбрам.