Я затормозил рядом с ним и как можно аккуратнее припарковал «Делицию». Ударить её сейчас, когда промчался на ней через полурба, казалось почти святотатством.
— Красивой машиной обзавёлся, — усмехнулся Бовуа, глядя, как мы с Дюраном выбираемся из «Делиции».
— Взяли покататься, — ответил мой бывший взводный.
Я снова подставил ему плечо, и мы вместе доковыляли до Бовуа.
— Он близко, — сказал тот. — Отойдите подальше — не хотел бы вас задеть, когда начнётся драка.
И тут я понял, что с нами говорит уже не Бовуа, а отец Дюрана — высокопоставленный чиновник из колониальной администрации в Афре и по совместительству могучий хунган и чья-то там ездовая лошадь.
Папа Док появился стремительно: какой длины были его прыжки — не знаю, он просто возник на невидимой границе между Беззаботным городом и остальным урбом. Никто бы не сказал, где она проходит, однако для созданий вроде Папы Дока и отца Дюрана они были обозначены очень чётко.
Они остановились друг против друга. Или, скорее, враг против врага. Оборванный Папа Док и отец Дюрана в теле Бовуа. Папа Док демонстративно вытащил из-за камберланда серп. Почти таким же театральным движением Бовуа достал из рукава обвалочный нож.
А в следующий миг началась схватка.
Это было больше похоже на танец — замысловатую пляску у высокого костра. Я почти видел тех, кого Дюран и Бовуа звали лоа. Такова была сила этих сущностей, что они как будто просвечивали сквозь тела носителей. В какой-то момент я перестал понимать, кровь стучит у меня в ушах или барабаны отбивают ритм для танца двух могучих лоа, впервые за сколько там лет — а может, и столетий — сошедшихся в схватке. Серп против обвалочного ножа. Безумные прыжки и сумасшедшие па, каких не исполнит и самый талантливый балерун. Удары рук и ног столь стремительные, что глаз их почти не улавливал.
Папа Док старался не переходить границу земель Бовуа, где лоа противника был куда сильнее. Отец Дюрана — или Барон Самди — плясал у самого края, легко заступая, но никогда не отдаляясь от невидимых глазу пределов Беззаботного города.
Завершение поединка оказалось стремительным и очень жестоким. Я не заметил толком, что произошло — враги уже двигались настолько быстро, что мой взгляд за ними не поспевал. Они обратились в две размытые чёрно-белые тени, иногда замирающие на миг, и только тогда я мог заметить какие-то детали краем глаза. Кровь на грязной рубашке Папы Дока. Длинный порез на груди и животе Бовуа. Оторванный рукав фрака. Цилиндр, даже не знаю, чей именно, летит по дуге и падает на мостовую. Сломанные трости падают со стуком рядом с ним. А в следующий миг оба лоа замирают.