— А потом? — спросил Панцирь, поскольку женщина замолчала.
— А потом… — она вздохнула. — Периметр большой, людей не хватало. А колючка — это от тварей защита, не от людей. Пробрались они внутрь, застали спящими и начали резать. Самых сильных сразу убили, а остальных мучили. Кишки на палку наматывали, глаза выкалывали, кому-то гвоздь в голову вбили. И женщин тоже… Они совсем больные. Им даже секс не особо нужен был, только издевательства. Я последняя осталась, им поохотиться захотелось. За живой добычей. Меня последние дни не били почти, а потом дали эту шубу и сапоги и велели бежать. А молодых по следу пустили, им нужно было найти и догнать. Потом бы убили ножом, а тот, кто первый догонит, должен был сердце у меня вырезать и съесть. У них там иерархия сложная, каждая ступень предполагает новый обряд. Сожрав человеческое сердце, он стал бы на ступеньку выше.
— Сколько их там? — Панцирь перешёл к делу.
— Я одновременно всех не видела. Человек семьдесят, может, больше.
— Ясно, — в одиночку он точно не справится.
Тут пленник начал приходить в себя. Удар был сильным, он до сих пор туго соображал. Но Панцирь ждать не хотел. Взяв руками его голову, он слегка надавил большими пальцами чувствительные точки за ушами. Глаза пленника распахнулись от боли, он издал тонкий визг.
— Рассказывай, — приказал Панцирь, видя, что пациент готов к использованию.
— Ничего не скажу, — парень оскалился, показывая острые зубы. — Можешь пытать.
— Обязательно, — он достал нож. — Скажи мне, а ваша армия она только из мужчин состоит?
— Не только, — ответила за него Надежда, в голосе послышалось презрение. — Там у них гомосеки есть, точно. Я видела, как они друг с другом развлекаются. Старшие младших пользуют.
— Эвона как, — Панцирь нехорошо улыбнулся. — Непорядок. Неправильно вы себе боевое братство представляете. Придётся тебя за такое непотребство наказать. Я, пожалуй, тебя отпущу, пойдёшь к своим, да только кое-что твоё я себе на память оставлю. Кое-какой орган. Девушка его засушит и амулет сделает.
Панцирь начал проворно расстёгивать штаны пленника. Того, наконец, проняло.
— Не надо, — тихо попросил он.
— Что не надо? — наигранно удивился Панцирь. — Очень даже надо. Будешь девочкой. Боевой подругой. Писать сидя научишься, а бывшие товарищи станут твоими мужьями. Прелесть какая, правда?
Устав бороться с застёжками, он просто распорол штаны ножом. От прикосновения холодной стали парень мелко задрожал.
— Я всё скажу, не надо только… — на глаза его навернулись слёзы.
— Так говори, — Панцирь сделал вид, что примеривается.