Нет, всё не так. Нельзя путать дорогу, ведущую во Тьму, с дорогой, тянущейся вдоль неё. Это разные дороги, хотя со стороны Стекла они кажутся одинаковыми. У первой есть окончание, и поверьте, никто из вас не хочет знать, что там, впереди. Вторая бесконечная – она не путь к Стеклу, но протянутая им линия, пунктир света, лучшая стезя из возможных.
Тот, о ком мы говорим, ушёл во Тьму. Мы изгнали его из города, мы закрыли за ним врата и больше никогда его не увидим – Стекло заберёт его, сожрёт, раздавит, убьёт. Он не достигнет своей цели, он не найдёт искомого, он канет во Тьму и разложится в слякоть и пепел. Та же участь постигнет и его спутников – заблудших глупцов, неспособных отличить добро от зла, чёрное от белого, истинную веру от пустословия мошенника. Неважно, кто они и откуда пришли; важно, что город исторг их подобно тому, как наше тело отторгает мёртвую ткань.
Но теперь вы задаёте мне новый вопрос – о каком изменении я говорил? В чём состоит цена упрёка, которую мы должны заплатить? В чём состоит наша цена разрушения? И чего нам придётся ждать?
Я скажу вам.
Мы должны отринуть милосердие.
Испокон веков милосердие было нашей слабостью, прорехой в щите, зазубриной на мече. Мы не прощали врагов, но и не казнили их – лишь изгоняли, порицали, проклинали. Мы боялись самостоятельно наказывать их, мы боялись рассеивать Тьму своими руками, оставляя всю грязную работу Стеклу. Мы гнали еретика прочь – и он погибал в пустыне, но мы ли убивали его? Мы ли вершили правосудие? Нет, нет и нет. Мы лишь отходили в сторону, пропуская его к пропасти, а он, слепец, бежал к ней сам. Стекло оставляло наши руки чистыми, не позволяло замарать их кровью виновных. Мы боялись стать инструментами Стекла, боялись слушать его и вершить правосудие по его канонам – мы были слабы, потому что нашими сердцами владел страх.
Страх перед земным правосудием – мы не хотели ни в тюрьму, ни на эшафот.
Страх перед отражением – мы верили в то, что за оком следует око, а за зубом – зуб.
Страх перед самими собой – мы боялись не решиться, сдаться, отступить в последний момент.
Но сегодня этих страхов быть не может. Мы – высшая власть, и нет того, кто пошлёт нас на плаху. Нет никаких отражений – есть только Стекло и его воля, и мы должны быть инструментами этой воли. Нет нерешительности – мы способны на всё, мы абсолютны, мы отринули сомнения и обрели волю – волю Стекла.
И потому мы должны измениться.
Люди осудят нас. Они будут смотреть на нас исподлобья, будут прятаться от нас в подворотнях, переходить на другую сторону улицы, трястись при нашем приближении, запирать двери и ставни. Они будут знать, кто мы и на что способны, они будут чувствовать власть Стекла в каждом нашем движении – и бояться её. Это и есть наша цена упрёка, и когда мы заплатим её, мир изменится. Единственным способом не бояться нас будет – стать нами. И они придут. Они будут вливаться в наши ряды, они будут чувствовать волю и энергию Стекла, а мы станем их апостолами, их властителями, их хозяевами. Они обретут страх, а потом страх превратится в веру – потому что в основе любой веры лежит страх. В древнем мире люди боялись молний – и придумали бога, который ведал молниями, чтобы объяснить их природу и перестать бояться. Люди боялись смерти – и придумали мир, наступавший вслед за жизнью. Страх диктовал им, во что верить и чему поклоняться.