Он покачал головой. Откуда ты всё это знаешь. Почему ты молчала раньше. За что тебя били. Кто ты такая. Он задавал вопросы один за другим, не давая ей времени на ответ. Она улыбалась и уже не могла держать губы плотно сжатыми, и её беззубая улыбка выглядела страшно и внезапно смешно.
Ка думал и продолжает думать, что я – просто любовница, просто игрушка в руках мессии, просто тело, которое он использует – использовал – для удовлетворения своих земных потребностей. Но Ка не знает главного – я придумываю миры, которые воплощает Проводник, я его половина, его Инь, или Ян, тут уж как судить. Когда Проводник умрёт, не станет и меня, точнее, физически я останусь, но мой дар потеряет смысл, потому что некому будет его воплотить в очередную реальность.
Я ничего не понимаю, сказал он. Я вообще ничего не понимаю. Ты так много сказала, как никогда ранее, и я не могу понять, говорила ли ты правду или врала – но в любом случае ты не сказала ни слова, ты просто наполнила воздух невнятным пустословием. А я тебя спас, и ты могла бы быть мне благодарной и дать толковый ответ хотя бы на один мой вопрос.
Я благодарна, сказала она. Но если сократить всё это до нескольких слов, то всё просто. Я люблю его. Ты же знаешь, что мир держится на любви, даян. Так вот тебе правда. Мир держится на нашей с ним любви.
Я не знаю, чего я ждал. Может, гиганта высотой в триста метров, эдакой ледяной секвойи с невидимой вершиной. Или могучего таксодиума, который не могут обхватить и сорок человек. Но Стеклянный Великан, о котором в наших краях ходили слухи и без Проводника, оказался вполне обычным дубом – точнее, догадаться о том, что когда-то он был дубом, можно было по форме полупрозрачного ствола и ветвей. Интересно, почему с ним произошло такое? Деревья умирали от холода и отсутствия питательных веществ задолго до того, как к ним подступалось Стекло, превращались в скрюченные чёрные обрубки, рассыхались и исчезали под снежным покровом. А Великан, по-видимому, был жив – и, подобно человеку, стал вечным указателем, путеводителем в царство мёртвых. Или вечно живых – если верить Проводнику, говорившему о Стекле как о диковинной форме жизни. «Так оно обозначило границу, – говорил он, – между нашим и его миром».
Местные, конечно, её нарушали. Летом они заходили далеко за Великана – там, на ничейных землях, на свет выползали из подлёдных галерей всевозможные животные, от каких-то неопределённых грызунов до гигантских медведей, мяса которых хватало на всю зиму нескольким поселениям. Но за границей не было поселений и схронов – последний мы миновали, не заходя, несколько часов назад (о том, что где-то под нами схрон, мы в очередной раз узнали от Проводника – самостоятельно найти тайники местных не представлялось возможным). Проводник говорил, что летом Стекло отступает далеко за границу – на несколько десятков километров, и местные ночуют там прямо на равнине, которая из снежной превращается в рыжую. Баба спросил тогда: «Как мы, что ли?» «Нет, – мягко улыбнулся Проводник, – не как мы. У них нет костюмов, Баба».