Палка! Изогнутая, скрученная лыжная палка торчала из снега! А следом за ней виднелась вторая! Бросившись туда, Старшина чуть не навернулся в почти невидимый в снегу зев. Старое овощехранилище! Крыша, засыпанная землей, прогнила и превратилась в ловушку, готовую обрушится под неосторожным человеком, а внизу — свалка из ржавой тары, упав на которую как нефиг делать поломать ноги. И выбраться обратно, в этом случае, не выйдет. А внизу холодно. Но не настолько, как наверху. Поэтому, быстро не замерзнешь. Замерзнешь, навернувшись туда, медленно и проклиная собственную жадность. О да. Если Манька-воровка, попалась именно так, у неё были более чем веские причины вернуться с того света, чтобы отомстить всем, кто молчал, пока она там загибалась, пожирая сырое мясо, чтобы протянуть еще чуть-чуть, в надежде, что её хватятся.
Включив фонарик, Тарасов посветил в провал. На сваленной вдоль стен, покрытой лохмотьями ржи и какой-то белесой плесенью железной таре, отчетливо виднелась липкая жижа, заменявшая твари кровь. Ранена, ослаблена, но может быть до сих пор опасна… Проверив, чтобы обе заглушки были притянуты почти до упора, он медленно сполз в дыру и затих, прислушиваясь. Завывание метели, потрескивание гнилых стропил под тяжестью снега… Шорох…
Тварь, выхваченная светом фонаря, прыгнула, но увидев кокарду с крупной красной звездой, которую Старшина прикрепил к тыльной стороне перчатки, панически взвыла, извернувшись, отскочила назад и начала пятится, шипя и закрываясь рукой словно от яркого света.
— Боишься!?
— Убери!!!
— Шас! Чтоб ты мне глотку перегрызла?
— Ты не нужен… Виновная кровь…
— А пацан-то тут при чем?
— Они знали… Знали, но молчали… Все виновны…
— Нетушки… Охотилась бы на подельниц — слова бы не сказал. А сейчас — не обессудь.
Тварь заревела и, скакнув в сторону, попыталась кинуться сбоку. Тарасов вскинул обрез. Осечный ствол, на этот раз, сработал, сбив тварь в прыжке. Та забилась, раздирая когтями грудь — плоть вокруг раны пошла синюшными жилами мертвея и осыпаясь, а в глубине алела засевшая в мясе звездочка от пилотки.
— Вот кто бы сказал — хер бы поверил… — прижав тварь ногой, чтоб не дергалась, Старшина приставил ствол с последним зарядом ей к голове, — Че-ж тебя так с них корежит-то?
— Холод… Холодно…
— Сейчас согрею…
Последний патрон разнес, и так пострадавшую от пистолетного выстрела, черепушку. Сзади, от громких выстрелов, с грохотом обвалилась еще часть крыши. Понимая, что все сооружение может сложиться ему на голову, Тарасов торопливо скинул маскхалат, стянул болтавшуюся за спиной канистру, щедро полил труп твари бензином, после чего, остатками, сделал дорожку до провала и выбравшись, чиркнул спичкой. Хотелось сесть отдышаться и закурить, но, несмотря на метель и расстояние, на постах могли услышать пальбу и увидеть дым.