— Нашел… — все еще оставаясь под защитой дневного света кивнул Старшина, — Несложно было.
— И что теперь делать будешь?
— Пристрелю, как собаку бешеную. А ты чего ждал? Медаль?
— А если не выйдет? Юсупов тоже стрелял — жив как видишь.
— Какой Юсупов? Старый? Отец тех братьев, которых ты грохнул? За что, кстати? Чего не поделили?
— Тебе какая разница?
— Никакой. Просто интересно что в башке у таких как ты. Дружили, на дело вместе ходили, а потом, из-за каких-то денег…
— Дружбы нет… — Зигаттулин презрительно скривился остатками губ, — Есть «Кент по салу».
— Это как?
— Пока у тебя есть сало — ты мне кент. Нет — знать тебя не знаю.
— Ясно… Я то думал, ты упырем после смерти стал. Но ты им еще при жизни сделался. А ведь Маринка говорила, что ты раньше хорошим был.
— Она моя! — услышав имя жены, упырь вскочил, — Моя!
Тарасов пальнул дуплетом в бросившегося на него Зигаттулина, но тот, не обращая внимания ни на разорвавшую грудь картечь, ни на обжигающий свет схватил его и, втащив внутрь, шарахнул так, что от боли в и без того поврежденных ребрах Старшина чуть не вырубился, успев, зацепившись на границе сознания, наподдать в ответ кастетом. От удара упырь впечатался в стену, судя по звуку, переломав все кости. Олимпийка распахнулась обнажая расползавшуюся омертвевшую плоть, но он все равно, опираясь на неестественно гнущиеся руки пополз вперед.
— Моей не будет — ничьей не будет! — просипел упырь скорее разорванными легкими, чем горлом, — Из гроба достану!
— За гробом ты уже был… — шатаясь Тарасов встал, — Теперь я тя дальше отправлю…
Почти упав на Зигатуллина, он принялся бить кастетом, подлетая вместе с ним после каждого удара, пока не вырубился.
***
Очунувшись Старшина попытался встать, но резкая боль заставила его плюхнутся обратно. Вокруг была кромешная темень. Нащупав в кармане спички, Тарасов зажег одну, прикурил от неё сигарету и, привалившись спиной к стене, огляделся. Упырь валялся рядом, превратившись в то чем и должен был быть — полуистлевший труп. Еще, пока спичка догорала, Старшина успел увидеть валявшуюся у вентлаза сумку и фонарь. Батарейка села, но, он, наученный опытом, всегда носил запасную. Докурив и добравшись до фонаря Тарасов включил его и огляделся. Ящики… На ящиках упырь лежал не спроста. По ним и вокруг были разбросаны деньги. Куча не деноминированных рублей. Почему их тут бросили? Из слов Зигаттулина выходит, что его грохнул Юсупов-старший, в отместку за убийство сыновей. Старик не знал про тайник? Или это не все деньги, а только доля Зигаттулина? Не зря же старый урка говорил, что тот свое не отдаст? Оставил мертвецу его, опасаясь, что тот и правда может явится за ним и из могилы? Это объясняет, на какие шиши он пьянствовал все это время со своей шоблой.