— И что дальше?
— Поехали догонять.
— Ты смотри — сознательные… — Тарасов задумчиво покивал, — Но могут быть и несознательные… Так что давайте без херни. Сейчас уже не до шуток.
Умученные тасканием мешков бойцы кивнули и принялись меланхолично жевать. Сам Тарасов глотал почти не разбирая вкуса, потому как его мысли были заняты планированием и подготовкой. Делая обход, он все запирал, но надо обойти еще раз, надо проверить освещение, придумать систему паролей, продумать порядок сна и отдыха.
***
Налаживать освещение закончили, когда уже стемнело. Ноги гудели, но Тарасов все равно предпринял еще один обход. Подсобники развели костер и пекли в нем картошку, изредка вставая и делая несколько шагов в одну и в другую сторону, чтобы посмотреть, что творится вокруг ДОСа. Видно их было, в отблесках пламени, за версту, что было одновременно и хорошо и плохо. Хорошо потому, что издалека понятно, что тут кто-то есть и, возможно, сам этот факт отпугнет мародеров. А вот если не отпугнет, то подкрасться к ним, ослепшим от света, в темноте как нефиг делать. Старшина сам убедился в этом подойдя на пять метров и оставшись незамеченным.
Вся надежда на пост на крыше. Прожектора и фонари заливали светом местность вокруг казармы, а вот сама крыша оставалась неосвещенной и с земли было сложно понять, есть там кто-то, сколько и где конкретно. Только на звук. Поднявшись к выходу на крышу Тарасов прислушался. Солдаты, заняв каждый свой пост, лениво переговаривались.
— Как ты думаешь, если война началась, пострелять успеем?
— Не… Ракетой долбанут и все…
— Херово… Хотелось бы пострелять напоследок…
Сказано это было настолько спокойным голосом, что у Старшины внутри екнуло. Сам он думал примерно так же, но у него за спиной и война и жизненного опыта изрядно. А когда двадцатилетние парни с таким спокойствием рассуждают, что, в случае чего, они уже обречены и можно мечтать только о том, чтобы успетьвыстрелить во врага… Надо бы сделать им за это втык, однако, постояв перед лестницей, Тарасов махнул рукой и побрел вниз. Дойдя до курилки перед автопарком, он сел, достал сигарету и, затянувшись, посмотрел в начинавшуюся за стеной из света ночную мглу. Интересный день…
Не то чтобы раньше про такое не думалось. Наоборот, регулярно в курилках, за стаканом и перед отбоем думали, спорили, доказывали как оно все будет, прозвучи боевая тревога вот прям сейчас. Поднимется ли кто по ней, глядя на то, что творится за заборами частей, на развал самих частей, на пустые кошельки, на призывы по три человека? Или плюнут и разбегутся, спасая свое и своих? Не разбежались. Поднялись. Все как один, что характерно. И солдаты, и офицеры, и прапорщики… За Митрофанова, конечно, стыдно… Что на старика нашло?