— Сделайте это еще раз, и я сама оттолкну вас, — прошипела ей на ухо Екатерина.
Нан обернулась к мужу, который шел позади вместе с Томом. Раздался ее громкий голос:
— Милорд, разве король Генрих женился на Кэтрин Парр не в старческом слабоумии, когда пал так низко из-за своего любострастия и жестокости, что ни одна женщина, ценящая свою честь, и близко не подошла бы к нему? И теперь я должна уступить место вдове Латимера, которая отдалась вашему младшему брату? Если господин адмирал не научит свою супругу манерам, это сделаю я.
Дрожа от ярости и стыда, Екатерина открыла рот, чтобы дать едкий ответ, но ее опередил Том, заговорив тоном, не предвещавшим ничего хорошего:
— Брат, помнится, эта леди лишила наследства ваших сыновей от первого брака. Я с удовольствием позову своих адвокатов, чтобы те добились восстановления отобранных у них прав и во исправление великой несправедливости поставили их прежде ее сыновей. Не забывайте, я был свидетелем того, как вы вышвырнули из дому свою первую жену. Могу припомнить еще много чего.
Екатерина не смела оглянуться на Нэда, но почувствовала, как тот застыл у нее за спиной. Молчание его говорило само за себя. Том рассказывал ей, что двадцать лет назад Нэд заподозрил их отца в том, что тот зачал двоих старших его сыновей. Питая отвращение к своей жене, он отправил ее в монастырь и запретил ей видеться с детьми. Однако Том считал, что по крайней мере один из них мог быть ребенком Нэда и лишение наследства их обоих было несправедливой жестокостью. Нан заставила Нэда сделать это, зудела и пилила его, пока он не уступил ей. Легко было понять, почему угрозы Тома — шантажа, как на это ни посмотри, — оказалось достаточно, чтобы его брат умолк, будто язык проглотил.
— Миледи, — тихо проговорил Нэд на ухо Нан, — из вежливости вы могли бы позволить ее милости пройти прежде вас.
Нан бросила на него взгляд, каким можно было бы сразить дракона, но отступила, и прием прошел без дальнейших инцидентов.
Однако на следующий день в Челси доставили письмо. От Нэда. Он не видит возможности передать украшения Екатерине, потому что они собственность Короны и не могут быть отчуждены даже волей короля. От ярости Екатерина опрокинула стул, испугав своих дам, а Риг вообще убежал и забился в угол.
— Как он смеет! Как она смеет! — возмущенно вскрикнула Екатерина, после чего укрылась в обнесенном оградой саду и ходила по нему кругами, не зная, как унять гнев. Эта женщина — эта мегера — обошла ее, и Екатерина готова была задушить мерзавку, окажись та в пределах досягаемости. Никогда, никогда больше она не поедет ко двору.